Шерас
Шрифт:
Один из воинов обратил внимание на неприметный котелок, поставленный с краю прямо на раскаленные головешки и воровато поглощающий от костра щедрые языки пламени. Он принюхался и брезгливо отвел нос. «Чье это ячменное пойло?» — спросил он «бессмертных» монолитаев, расположившихся рядом. Циниты удивленно переглянулись.
— Это моя еда, — виновато произнес ДозирЭ, выступив из-за спин.
— А, это ты! — узнал воин цинита-новобранца. — Разве пристало горожанину, тем более грономфу, есть рабскую болтушку? — удивился он, и его глаза недобро вспыхнули. — Лучше сходи к партикулису: он
ДозирЭ нашел в себе силы сдержаться, прошептав старинную молитву. Он испепелил обидчика свирепым взглядом, отвернулся и пошел прочь. Уединившись на краю лагеря, он присел на корягу и предался горестным мыслям.
На землю рядом с ДозирЭ легла чья-то большая тень. Молодой воин испуганно поднял глаза и увидел перед собой Тафилуса. Могучий цинит был облачен в благородный плащ «бессмертного» монолитая, а на боку у него, в позолоченных ножнах, красовался тяжелый меч «огненный дракон».
Тафилус что-то прятал под плащом, и ДозирЭ на всякий случай поднялся и отступил на шаг.
— Не бойся, — сказал девросколянин и протянул то, что скрывал под одеждой.
Грономф присмотрелся и с удивлением обнаружил в его руке несколько свежих пшеничных хлебов.
— Благодарю тебя, Тафилус. Не скрою, я голоден, как никогда. Но я не смогу принять твой щедрый дар, потому что ты сам нуждаешься в припасах.
— Бери, ДозирЭ, сейчас они тебе нужнее, и не думай обо мне.
ДозирЭ никогда в жизни не принял бы такое подношение, если б не тот звериный голод, который терпеть более не было сил. И он взял протянутые хлеба, почувствовав пальцами их шероховатую поверхность, излучавшую тепло, и ощутив запах, напомнивший о доме. Приняв дар, он с жаром вонзил молодые зубы в ароматную мякоть.
— Спасибо тебе, девросколянин, — наконец опомнился ДозирЭ, подняв голову. Но того уже и след простыл…
Только через месяц в центральные ворота лагеря въехал изможденный посыльный. Соскочив с лошади и бросив поводья, он первым делом испросил воды. Напившись вволю, воин оправил запыленные одежды и вошел в шатер партикулиса. Вскоре размеренно забили калатуши, и циниты бросились снимать лагерь. Партикула «Неуязвимые» выступила в поход, выслав по всем направлениям следопытов, усиленных легковооруженными конниками.
Спустя восемь дней, пробившись через дремучие леса, Эгасс вышел к небольшому иргамовскому городу Триладусу, не имевшему крепостных стен и расположившемуся у подножия труднопроходимого горного массива. Жители городка являлись небольшим самостоятельным народцем и не считали себя иргамами, хотя и были уроженцами этой страны.
«Неуязвимые» окружили город с трех сторон и вошли в него, соблюдая крайнюю осторожность. Однако жители Триладуса не оказали сопротивления, не считая возможным вступать в схватку с обученным авидронским войском. Старейшины города без принуждения предоставили Эгассу всё необходимое и подписали онис, по которому отказывались от какого бы то ни было противодействия авидронской армии. Под угрозой расправы горожане вынуждены были открыть авидронам один из тайных проходов в горах — глубокий овраг, вымытый дождевыми потоками.
Эгасс испытал великое облегчение. Теперь можно не преодолевать труднодоступные перевалы, преграждающие путь.
Проведя несколько дней в городе, партикула двинулась в путь. Щедро вознагражденные проводники указывали войску дорогу.
Вскоре авидронский отряд оказался в низком овраге, огибающем высокие хребты. Двигаясь вдоль этого оврага, воины без труда преодолели первые десять итэм. Предполагаемый трудный многодневный переход по затерянным горным тропам оборачивался легкой непродолжительной прогулкой.
К вечеру передовые отряды наткнулись на нагромождения деревьев и камней, видимо, обрушившихся во время бурь с нависавших скал. Движение остановили и пустили вперед землекопов. Когда путь расчистили, овраг внезапно пошел вверх, и воины до поздней ночи преодолевали тяжелый подъем. Всё чаще на пути вырастали завалы, и к тому же туман окутал большую часть местности.
Почувствовав опасность, Эгасс приказал приставить к проводникам стражников. Но военачальнику принесли ужасную весть — провожатые пропали. Кое-кто предложил немедленно повернуть назад, но близкие к партикулису советники решили, что местные жители просто сговорились бежать, не веря в то, что по окончании пути их отпустят. Эгасс успокоился.
Для общего лагеря не сумели найти подходящего места, и каждая сотня разбила свой маленький лагерь, выбрав для него или вершину с просматриваемыми склонами, или укромную ложбину, или защищенную скалами площадку.
Эгасс приказал не разжигать огонь, громко не разговаривать, выставить в ночные дозоры не менее пятисот человек и выпустить сторожевых собак. Чтобы избежать нападения в самом овраге, спереди или сзади, создали заграждения из повозок и выставили заслоны из лучников и тяжеловооруженных воинов.
Стоя на посту на вершине скалы, ДозирЭ, едва только оглянувшись по сторонам, различил в дымке ближних гор неясные огни, похожие на всполохи костров. Молодой воин подал сигнал, но, когда на зов явился его десятник, огни пропали, будто их и вовсе не было. ДозирЭ поклялся, что видел их, но ему, новобранцу, к тому же отмеченному черным шнурком, попросту не поверили.
На следующее утро партикула продолжила поход, передвигаясь медленно и с опаской. Опытный Эгасс никогда не считал предосторожность излишней. Ложбина всё время сужалась, громадные камни и вырванные с корнем деревья преграждали дорогу. За крутым подъемом следовал неудобный извилистый спуск.
Вдруг потемнело. Налетел сильный ветер, срывающий с воинов плащи. Пошел дождь, и грязные потоки воды вместе с валунами ринулись в овраг. Похолодало. Циниты удивленно переглядывались. Многим из них был незнаком такой холод.
Партикула то и дело останавливалась, натыкаясь на препятствия. Пока мастеровые расчищали завалы, монолитаи разводили костры и грели замерзшие руки. Хвост колонны, состоящий из всадников и обоза, сильно растянулся, еле поспевая за пешими воинами. Навстречу движению, по дну оврага уже бежал с большой скоростью мутный поток, размывая грунт под копытами лошадей и колесами. Эгасс приказал бросить несколько повозок с частью груза.