Шериф
Шрифт:
Микки убрал руку от глаз. Вид у него был сонный.
— Что случилось?
— Все! Все УЖЕ случилось! — Теперь они поменялись ролями: Баженов ухмылялся, а Микки был напуган. — Подойди к решетке, повернись ко мне спиной и просунь свои сраные руки!
Микки хлопал глазами:
— Я… Я не понимаю, в чем дело? Что вы задумали?
Баженов задвигал челюстями — плотоядно, будто жевал сырое мясо и сок, смешанный со слюной, стекал ему на подбородок.
— Увидишь… Суй руки, кому говорят! — Он заорал — так громко, что все койоты
Микки послушно повернулся и просунул руки между прутьями. Баженов защелкнул на его запястьях наручники. Если бы он поднял глаза и посмотрел в маленькое зарешеченное оконце камеры, то в его неверном отражении он бы заметил, что Микки улыбается. По-прежнему улыбается, засранец, потому что ему нравится эта игра. Ведь это была ЕГО игра.
Баженов вставил ключ в замок, сделал два скрежещущих оборота. Дернул дверь на себя, она отворилась с надсадным скрипом.
«Это хорошо! — подумал Баженов. — Дверь в камере ДОЛЖНА скрипеть. А если бы не скрипела, петли пришлось бы полить соленой водой, чтобы они как следует заржавели!»
Не сводя глаз с полуголого чужака, Баженов отступал к столу. Он ударился бедром о столешницу и пошарил рукой, пытаясь нащупать ружье там, где его оставил Ружецкий. Но на столе ружья не оказалось: оно стояло в углу за сейфом. Баженов сделал еще два шага и взял ружье.
Оно не лежало на столе, а стояло в углу. Участкового Баженова это могло бы насторожить. Но Шериф Баженов не придал этому никакого значения.
— И вы повели его к штольне, Шериф? — еле слышно спросил Пинт.
Теперь, кажется, все стало на свои места. Нет, еще не стало, но постепенно СТАНОВИЛОСЬ.
Они сидели в уазике, стоявшем во Втором переулке, между магазином Рубинова и участком. Вокруг было темно и тихо.
Шериф специально занял эту позицию: самый центр города, случись что, он успеет в любое место без задержки. Но в городе было тихо.
Шериф понимал, что искать Микки… или Петю наобум бесполезно. И еще он понимал, что Микки сам где-нибудь объявится.
Рано или поздно — обязательно объявится. Ведь он именно поэтому ВЕРНУЛСЯ.
Фонарь перед магазином Рубинова посылал слабые лучи через заднее стекло уазика. В салоне было не продохнуть от табачного дыма: Шериф смолил одну за другой, наплевав на все предупреждения Минздрава. Он словно знал наверняка: смерть от рака легких ему не грозит.
Шериф ловко щелкнул пальцами, выбросив окурок на улицу. Он потянулся за следующей сигаретой, но увидел, что в пачке осталось всего четыре штуки.
— Маловато, — сказал он задумчиво. Он еще не знал, что ему этого хватит. До самой смерти.
— У меня есть, — успокоил Пинт. — Я не такой поклонник никотина, как вы.
— Да? Ну ладно. — Шериф сложил ладони аккуратной лодочкой и закурил.
— Так вы повели его к штольне? — повторил Пинт.
Баженов задумался, вспоминая. Он хотел мысленно представить себе
Синий галстук на резинке валялся на полу участка.
И ружье было снято с предохранителя.
— Да, док… — наконец ответил Шериф. — Тогда мне это показалось хорошей идеей. Лесная поляна, которую трудно найти. Точнее, ее ЛЕГКО НЕ ЗАМЕТИТЬ. Заброшенная штольня, в которую удобно сбросить тело… Все так. Светила луна, и к тому же ОН САМ показывал мне дорогу. Он хорошо запомнил дорогу… Он ее ЗНАЛ.
Они ступили на поляну. На этот раз жужжания не было. Никто не пытался залезть Баженову в мозги. Он все делал сам, ведь это был ЕГО выбор. Он подвел Микки к штольне и не удержался от искушения: врезал ему прикладом по затылку. Микки упал на колени.
— Молись, ублюдок! — сказал Баженов. — Мне интересно, что ты Ему скажешь. «Господи, прости, ибо я немножко согрешил сегодня. Позавчера я имел дурные мысли, вчера я солгал, а сегодня — изнасиловал и повесил маленькую девочку, которой было всего десять лет»? Так? Ты это Ему скажешь?
— Еще интересней, что Он мне ответит, — неожиданно сказал Микки. — «Приди в мои объятия, возлюбленный сын мой, ибо все мы грешны»? Ведь так обычно говорит ваш Бог? Он же всех любит? С чего бы ему любить меня меньше, чем эту малышку, которая в пятнадцать лет стала бы вокзальной проституткой в Ковеле, а в семнадцать — давала бы всем за стакан портвейна? Может, я оказал ей неоценимую услугу — благодаря мне она вошла в царство Божие безгрешной. Говорят, для безгрешных там другие расценки и к тому же — большие сезонные скидки…
Баженова поразила его… Наглость? Цинизм? Или, может, его поразило, как созвучны оказались эти слова с его собственными мыслями? Он испугался, поэтому голос его немного дрожал:
— Я знаю одно: для тебя скидок не будет, мразь! «А для тебя? А для тебя? А — ДЛЯ ТЕБЯ?»
Эта фраза повторялась в его голове, словно тупая игла никак не могла соскочить с дорожки запиленной пластинки.
Баженов провел рукой по лицу, но фраза звучала в его голове все громче и громче.
«Это потому, что я еще немного участковый! Ничего, уже недолго…»
«А для тебя?» — повторялось на все лады. Баженов явственно слышал чей-то ехидный смех, пронзительный и режущий, как коса.
Он почувствовал, как на спине выступил холодный пот.
«Я просто пытаюсь его остановить! Я должен его остановить!» — оправдывался участковый.
— Какого цвета у него мозги? — вкрадчиво спрашивал Шериф.
«Око за око, зуб за зуб…» — лепетал участковый.
«Давайте вздернем этого парня, пусть спляшет с пеньковым галстуком на шее!» — веселился Шериф.