Шериф
Шрифт:
Но внутренний голос ехидно нашептывал: «Почему же ты не продолжаешь? Что таится за этим последним „или“? То, чего ты так боишься? Ведь верно? Именно это?»
— Как бы там ни было, проверить надо, — твердо сказал Шериф. — Сегодня вечерком я посмотрю, что там светится. Тамбовцев согласно закивал головой.
— Конечно, проверь. Я все-таки думаю, ничего особенного, — повторил старый док, но руки его предательски дрожали. И это не укрылось от Баженова. — Я бы пошел с тобой, но… артрит. Проклятый артрит. Боюсь, снова разыграется. В лесу так сыро…
— Не дрейфь, Николаич, — ободрил
— Ты бы все-таки… того, — заволновался Тамбовцев. — Не ходи один. Возьми напарника. Хотя бы Валерку Ружецкого. Вдвоем — веселее. И не так опасно.
— Нет, — отрезал Баженов. — Мне некого взять. Кроме нас с тобой, никто не знает, где ОН лежит. И что ОН на самом деле из себя представляет. И не должен знать. Понимаешь? Так что я пойду один.
— Ну, смотри. Ты все же будь поосторожней. Баженов отмахнулся.
— Само собой. — Он почесал переносицу. — Вообще-то, я сейчас о другом думаю.
— О чем?
— Предположим, — Шериф подошел ближе и понизил голос, словно боялся, что их могут подслушать, — что там действительно что-то есть. Ну, я имею в виду то, что мы оба с тобой подумали. То, чего мы больше всего… опасаемся. Понимаешь? Как бы нам предупредить ситуацию? Как заставить этих олухов, — он кивнул через плечо в сторону городка, — сидеть дома? Мало ли что, Николаич. Мало ли что… Береженого Бог бережет.
— Ну и как ты хочешь заставить их сидеть дома?
— Есть у меня одна мыслишка. Как считаешь, для бешенства сейчас сезон подходящий?
— Совершенно неподходящий, — уверенно ответил Тамбовцев.
— Это не важно. — Губы Шерифа раздвинулись в подобии улыбки. — Мы пойдем к Левенталю, заставим его включить свою чертову шарманку, и я объявлю, что в округе замечена бешеная собака. Попрошу всех жителей не выходить из дома и не оставлять без присмотра детей. А ты прочтешь лекцию на полчаса, такую, чтобы хорошенько пробило, до самой задницы. Чтобы все сидели дома. По крайней мере, сутки. Пусть в мокрых от страха штанах, но дома. Пока я все не выясню. Понял?
— Угу. — Тамбовцев кивнул. Идея с радиообращением казалась не такой уж глупой, если разобраться. Он уже прикинул основные моменты своей речи.
— Николаич, напугай их посильнее. В конце концов, бешенство — это цветочки по сравнению с… Ну, ты знаешь. — Баженов мог бы и не убеждать в этом Тамбовцева. Тот и сам прекрасно знал, что бешенство — это просто цветочки. — Кстати, этот новый парень из Александрийска… Как его там?
— Оскар Пинт, — подсказал Тамбовцев.
— Да, он самый… Дал же Бог имечко. Пусть остается здесь, обустраивается и все такое. С одной стороны, это хорошо, что он приехал. — Шериф не стал объяснять, почему, но Тамбовцев и так понял то, что Баженов боялся произнести вслух: если дело примет самый дурной оборот, то лишний доктор не помешает, напротив, очень даже пригодится. — А, с другой стороны, я ему пока не доверяю. Так что рано болтать языком. Воздержись, Николаич. Хорошо?
— Не знаю, Кирилл. — Тамбовцев в задумчивости покачал головой. — По-моему, ты не прав. Новый человек, образованный, порядочный, умный, — это по глазам видно. Тут важен свежий взгляд. Может, он со стороны увидит то, чего мы не замечаем?
Шериф
Кроме того, Шериф привык справляться со всеми проблемами сам. Ему не требовалась помощь.
— Я так думаю, Николаич, что мы, конечно, пьем самое дешевое пиво. Это верно. Наутро у нас болит голова и пучит живот. Но мы никогда не сдаем бутылки. Понимаешь, что я имею в виду? Скажи ему про бешенство, и достаточно. Пусть сидит в больнице и будет готов ко всему.
— Да какое там бешенство, Кирилл, — укоризненно сказал Тамбовцев. — Его этим не проведешь.
— Не важно. Ты скажи, он все равно услышит по радио.
— Ну да. Конечно.
— Жду тебя в машине. Поторопись, Николаич.
Шериф посмотрел на себя в зеркало, поправил шляпу. Затем взглянул на часы, прикидывая план дальнейших действий.
Сначала — к Левенталю. Потом — в участок, Мамонтов с Качаловым наверняка уже притащили этого козла Волкова. С ним придется попотеть, надо вправить парню мозги. Горная Долина — это не зона, здесь живут не по понятиям, а по законам, нравится ему это или нет. Надо, чтобы Волков хорошенько это усвоил. Потом он заскочит домой, еще раз предупредит Настасью, чтобы носа за порог не высовывала и Ваську не пускала. Потом… Надо бы еще заехать к Лене. Если дела плохи, Лена это почувствует. Шериф не знал как, но был уверен на все сто пятьдесят процентов, что Лена обязательно что-то почувствует.
Он колебался. Может, сначала — домой и к Лене, а потом уже — к Левенталю? Нет, нельзя. Ведь он — не просто Кирилл Баженов, частное лицо. Он — Шериф Горной Долины. И пусть он не носит шерифскую звезду и не клялся перед всем городком на Библии, но сути это не меняет. Он обязан защищать всех, и даже этого ублюдка Волкова, которого посадит под замок и продержит в участке всю ночь — или больше, если потребуется, — на хлебе и воде. Шериф называл это «чудо голодания». Он как-то видел у жены книжку с таким названием. Читать, конечно, времени не было, но смысл и так понятен.
Баженов еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало, выискивая страх, затаившийся в уголках глаз. Боится ли он? Баженов вспомнил слова Пинта, сказанные им в лесу: «Черт побери! Конечно, боюсь…» Вот и он, Шериф, очень боится. До тошноты. Но никто не должен это видеть, ведь если сам Шериф чего-то боится, значит, дела совсем плохи.
А дела, действительно, были ни к черту. Хоть стреляйся.
Тамбовцев в спешке поднялся (проклятая одышка, он уже восемь лет, как бросил курить, но легче от этого не стало, видимо, моторчик совсем слаб!) на второй этаж, в ординаторскую. Там он снял халат, достал из кармана расческу и зачесал волосы назад. Затем открыл шкаф, снял с плечиков пиджак, такой же коричневый и кургузый, как брюки, и с трудом влез в него, наверное, то же самое испытала бы змея, вздумай она влезть в старую сброшенную кожу.