Шерлок Холмс и дело о крысе (сборник)

Дэвис Дэвид Стюарт

Мы протолкались к краю причала и встали футах в пятнадцати от судна баронессы, которое начало понемногу крениться, – огонь, видимо, добрался до просмоленной обшивки. Я гадал, на борту ли его владелица – возможно, она где-то в трюме, отданная на милость бушующего пламени. Если это так, стоит ли ее жалеть? У меня не было ответа на этот вопрос.

Раздался громкий треск, сноп искр взмыл в воздух – подобно гигантскому пылающему кресту, грот-мачта надломилась и рухнула в воду. Облако пара смешалось со столбом дыма, который начало относить в нашу сторону. Палуба почти полностью была объята огнем. Точно зачарованные, мы следили, как ненасытное пламя постепенно охватывает все судно.

А потом я вдруг увидел, что из плотной стены огня выскочил человек и начал пробираться к носу. Часто спотыкаясь,

он продвигался вперед, отчаянно лавируя между ярыми желтыми языками огня, которые так и норовили лизнуть его. Он замахал руками и что-то крикнул, но крик потонул в треске и глухом реве пожара. Однако я узнал этого безумца, который тщетно пытался обогнать ревущее пламя. Это был Шерлок Холмс.

Глава двадцать первая

В пекле

Холмс поспешно надел башмаки и, воспользовавшись трупом гигантской крысы как чудовищной ступенькой, дотянулся до крыши клетки и выбрался наверх по сломанным прутьям. Легко соскочил на пол. Все это он проделал механически – мозг был занят мыслями, вопросами, переживаниями.

Да, тот факт, что гигантская крыса мертва, вызвал у него понятное облегчение, однако к облегчению примешивались новые тревоги. Как погибла эта тварь? Произошло это случайно или то была часть плана баронессы? И где теперь ее выводок, который, по сути, представляет собой большую опасность, чем матка? А кроме того, Холмс так и не приучился убивать не терзаясь, даже если убивал в целях самозащиты. Он предпочитал, чтобы преступников настигало естественное правосудие, и верил, что в итоге оно настигает каждого.

Сыщик осмотрел оба тела. Один страж был мертв. По расположению раны Холмс заключил, что пуля попала в сердце и смерть наступила мгновенно. Второй был ранен в живот, лежал без чувств, однако дыхание его было ровным. Придется ему положиться на милость судьбы и на крепость своего организма. У Холмса не было времени залечивать раны врагов.

В первый момент он удивился тому, что на звуки выстрелов не сбежались другие приспешники баронессы, однако, поразмыслив, сообразил, что толстые стены и заколоченные досками окна просто заглушили шум. Второй вывод заключался в том, что, помимо двух стражей, других людей в здании не было. Остальные, по всей видимости, находились на борту «Матильды Бригс». Холмс понимал: чтобы подобраться к сердцу тайны, ему придется попасть на это проклятое судно. Обыскав стражей, он обнаружил на поясе убитого кольцо с двумя крупными ржавыми ключами.

Потом он сунул в карман револьвер, подобрал откатившуюся в сторону винтовку и направился в дальнюю часть помещения. Ему довольно скоро удалось отыскать дверь, которая вела на пристань. Как Холмс и предполагал, она оказалась заперта, но один из ключей помог ему вновь выбраться во внешний мир. Выскользнув за дверь, Холмс запер ее за собой.

Немного постоял неподвижно, вдыхая ночную прохладу, свежий, почти не загрязненный воздух. Это помогло вернуть бодрость телу и изгнать из мыслей мрак, навеянный последними событиями в фабричном цеху. А потом, держась в тени, он прокрался до края причала, где на серых волнах Темзы покачивалась «Матильда Бригс», переименованная в «Цыганскую душу». Сперва ему показалось, что единственными источниками света являются два фонаря на главной палубе, однако, присмотревшись, Холмс заметил, что иллюминатор одной из кают светится тусклым янтарным светом.

По-прежнему держась в тени, Холмс добрался по причалу до борта. Приметил могучего стража. Тот стоял, привалившись к трапу, и курил трубку; весь его вид говорил о скуке и рассеянности. Холмс бесшумно скользнул ему за спину и опустил приклад винтовки на затылок. С тихим, жалобным стоном оглушенный моряк осел на палубу – трубка выпала из пальцев и скатилась с пристани в воду. Когда она коснулась поверхности, раздался тихий всплеск. Холмс оттащил тело подальше от круга света, набросил сверху брезент, чтобы скрыть его от глаз. Через несколько секунд он уже стоял на палубе «Матильды Бригс». Сильно было искушение начать с каюты, где горел свет, однако сперва требовалось осмотреть другую часть судна: трюм, где когда-то держали гигантскую крысу. Молодняк, скорее всего, находился именно там.

Планировку

«Матильды Бригс» он изучил довольно неплохо – ведь именно здесь, на борту, он впервые увидел баронессу Дюбейк; было это после того, как его похитили. На судно он попал, находясь под воздействием наркотиков, а потом его загипнотизировали. Он помнил, как сидел напротив баронессы в каюте, ум туманили изнеможение, боль, а потом еще и наркотики; тогда-то он и оказался в ее власти. Ее мелодичный голос и завораживающие темные глаза лишили его способности к сопротивлению. Она погрузила его в глубокий гипнотический транс. Отчужденность всегда была барьером, которым он отгораживался от мира чувств и человеческих взаимосвязей, и барьер этот пал под мощным натиском этой женщины. Он поддался ее наущениям – наущениям, которые стали его убеждениями. Привычная система ценностей пала. Его будто бы подвели к окну, открытому в мир, и показали новый дивный вид, исполненный свежих и ярких красок. Даже сейчас он содрогался, вспоминая об этом. Эта женщина одержала над ним победу, и не приди Уотсон с синьором Сальвини ему на помощь, он бы и по сей день оставался в ее власти. От одной этой мысли на лбу выступил холодный липкий пот. На миг голова поплыла, в мозгу закружились опасные, неоформленные мысли. Он чувствовал себя выздоравливающим, к которому внезапно вернулась прежняя болезнь. Неужели причина неожиданной слабости – то, что она опять где-то поблизости? Немыслимо! Он этого не позволит. Холмс нетвердым шагом подошел к лееру и принялся отчаянно хватать ртом холодный ночной воздух, изгоняя из головы все мысли о баронессе и о своей неудаче.

Потом он решительным шагом направился к трюму. Люк был зазывно открыт. Может, его уже ждут? Холмс крадучись спустился по узкому трапу и через двойную дверь вошел в трюм. Внутреннее пространство было освещено единственным фонарем, свисавшим с потолочной балки в дальнем конце тесного, неуютного помещения. В свете фонаря ему удалось разглядеть клетку. Он подошел ближе, задыхаясь от исходившей оттуда вони. Увидел и обитателей клетки, помет гигантской крысы. Клетка была набита крысятами, каждый размером с небольшую собаку. Они были крупнее крыс, которых он наблюдал в «Мосту мечтаний», – те, по всей видимости, были первым, пробным выводком. Этот же выводок оказался, так сказать, полновесным. Всего в клетке находилось с полдюжины зверьков, однако, всмотревшись, Холмс понял, что по большей части они лежат неподвижно, раззявив пасти в беззвучном крике. Те крысы, что еще оставались в сознании, корчились и повизгивали, медленно агонизируя, из глаз их сочилась слизь, а мерзкие тела были покрыты пустулами. Холмс понял: чума набросилась на ее переносчиков. Природа совершила очередной кульбит, и болезнь теперь уничтожала тех, кто ее распространял.

Несколько секунд Холмс стоял, завороженный этой сценой, будто сошедшей с полотна Иеронима Босха. Он в полной мере сознавал горькую иронию случившегося. Вмешательства не потребовалось – естественные силы разрушили планы баронессы, а вернее, пути ее пересеклись с потайными путями природы, которая, если жизни на Земле грозит уничтожение, всегда вступает в игру, дабы не дать живому исчезнуть. Гигантская крыса больше не грозит Лондону чумой; бедствие обрушилось на ту, что вынашивала чудовищный план. На ту или на тех – ведь и отвратительные твари, и страшная болезнь, переносчиками которой они являлись, были созданы искусственным путем, чтобы осуществить дерзкое преступное намерение. Однако творение преступников вышло из-под их контроля.

Шерлок Холмс стоял у клетки, в голове лихорадочно проносились все эти озарения, и он вдруг заметил, что смеется. Тело сотрясалось от внезапного приступа веселья. Он знал, что причина тому – усталость, звон в голове и внезапное облегчение, но другим источником этого смеха было острое сознание горького комизма ситуации.

Отрывистый, пронзительный смех отскакивал от стен трюма.

– Я был бы премного обязан, если бы вы поделились со мной причиной вашего веселья.

Резкий настойчивый голос раздался из угла трюма, оттуда, где висела масляная лампа. Услышав его, Холмс немедленно смолк, палец сам собою лег на спусковой крючок винтовки. Он узнал этот голос, хотя с обладателем его виделся лишь однажды.