Шерлок Холмс и дело «Огонька»
Шрифт:
— Благодарю вас, Ватсон, — тихо сказал он, — вы спасли мою репутацию!
И, краснея, добавил еще тише:
— Может быть, вы будете также добры объяснить мне… в чем дело?
— В чем дело?
Морщась от смеха, Ватсон с забавной гримасой обезьяны почесал себе нос.
— Видите ли, Шерлок… Дело довольно-таки простое, нужно признаться… Представьте себе: этот тупоголовый баран, этот кретин взбаламучивает всех, подымает на ноги самого Шерлока Холмса и только потому, что… второпях хватает чужое пальто, а с в о е о с т а в л я е т н а в е ш а л к е… Да, да. Шерлок… Не делайте таких глаз… И, когда я бросился в огонь спасать человека, то не мог его спасти по той простой причине, что человека не
— Ватсон!!!
Шерлок закрыл руками лицо.
— Ватсон!.. Ради Бога, Ватсон… Я и вы… Только я и вы… Европа тут ни при чем… Европа ничего об этом не должна знать!..
Вот почему, мы думаем, Ватсон в своей истории и не упоминает ничего об этом деле.
Шерлок Холмс в Баку
От автора рассказов «Шерлок Холмс в Москве» и «Шерлок Холмс в Одессе» мы получили и помещаемый ниже рассказ. Автором опять были приняты все меры, чтобы сохранить анонимность. Но конверт получен нами не из Баку, — как бы следовало ожидать, судя по содержанию рассказа, — а из Варшавы. Цель, которую преследует автор в этих рассказах, определяется совершенно ясно.
Тревожные вести из Баку появились в начале 1905 года. Между съехавшимися из окрестных селений татарами и местными армянами произошло столкновение, столкновение перешло в битву, битва в погром, и это продолжалось четыре дня. Четыре дня царствовала полная анархия. Сжигали дома, вырезывали и сжигали живьем целые семьи. На промыслах, где только что кипела жизнь, стало тихо и пустынно, как на кладбище.
Мирные горожане запирались, дома были превращены в крепости и окружены баррикадами, и по опустевшим улицам с гиком носились татарские орды, опьяневшие от крови. В столицу полетели телеграммы за телеграммами. И это напряженное ожидание новых ужасов и пожаров продолжалось несколько дней.
Наконец, удалось повлиять на армянское и мусульманское духовенство, и была устроена торжественная процессия. На виду у всего волновавшегося народа шейх-уль-ислам поцеловался с армянским епископом, шейх-уль-ислам посетил армянский собор, а армянский епископ — мечеть. И здесь, и там были произнесены проповеди. И водворилось как будто спокойствие.
Но было очевидно, что спокойствие только наружное, что страсти не улеглись и под легким пеплом продолжают бурлить.
Каждую минуту можно было ожидать новой вспышки. И нефтепромышленники были настороже.
Настоящий мятеж вспыхнул в августе, в Шуше. Он начался разгромом и осквернением Акулинской армянской церкви. Татары завладели ею, обратили в крепость и, прочно засев, начали стрелять оттуда в мимо бегущих армян.
В церковь была брошена бомба.
Тогда татары ринулись на город, и в мгновение ока вспыхнули подожженные армянские дома и магазины. И в столбах
Попытки устроить, как прежде, примирительную процессию были безуспешны. Изрешетили вынесенные хоругви, и, не обращая ни на что внимания, люди, как бесноватые, метались и бросались друг на друга. Повсюду шмыгали какие-то люди с пучками воззваний, и мятеж, как пожар, разносимый ветром, стал перебрасываться с селения на селение, с уезда на уезд.
Уже целые полчища осаждали армянские поселки Хидзореск, Дигу, Арару, Зейву, Хознавар, Гарар… Все шире и шире раздвигалось кольцо, все ближе и ближе к центру, к Баку. Уже бакинские татары глухо волновались, а дашнакцутюны спешно заготовляли оружие для наемных кадров зинворов-боевиков…
И вдруг в одну ночь словно плотина прорвалась. Разом в двадцати местах, на главнейших бакинских промыслах, в Балаханах, Романах, Сабунчах, в Забрате — взвились гигантские столбы огня. Вспыхнули вышки. Пропитанные нефтью, они вспыхивали, как порох, и в мгновение разгорались широким и страшным огнем, черпая все новую и новую силу из бивших фонтанов.
А на улицах уже творился ад. С воем и гиком носились черные массы людей, и каждый переулок выбрасывал все новые и новые массы.
Сейчас же выдвинутые войска были встречены градом камней. Толпа только на секунду расступалась перед налетавшими казаками, но сейчас же опять сливалась, и под трещавшими залпами, волнуясь и грозно бушуя, несла дальше смерть и разрушение.
Город объял ужас. Ждали, что подожгут Черный и Белый города с их керосиновыми заводами и близлежащие вышки на Биби-Эйбате.
И все-таки нашлись смельчаки, которые рискнули броситься в этот ад, чтобы спасти не горевшие еще промыслы.
Маленькая кучка людей, переодетых татарами, осторожно пробиралась переулками по направлению к Биби-Эйбату. Это были рабочие Тер-Абовиана, только что начавшего выдвигаться нефтепромышленника. Его участки, на которых недавно забили чудовищные фонтаны, выбрасывавшие в день по 150 тысяч пудов нефти, оценивались в десятки миллионов, и их решено было во что бы то ни стало отстоять. Во главе экспедиции находился старший сын Тер-Абовиана, Грикор, заведовавший отцовскими промыслами.
Несмотря на то, что его почти насильно удерживали отец и жена, он настоял на том, чтоб идти, как во время февральской резни настоял, чтобы дом их был открыт для беглецов-армян.
По дороге к ним присоединялись еще группы рабочих и служащих других промыслов; все они бежали к Биби-Эйбату, охваченные ужасом, что сейчас вспыхнут вышки.
На Баилове уже кишмя кишел народ. Гора шевелилась, как живая. Кричали, что вышки уже горят, что у берега зажглась нефть.
Молодой Тер-Абовиан первый увидел эту величественную и страшную картину. Горела плававшая нефть, но казалось, что зажглось море, и что разбегающимися волнами сейчас весь Каспий будет охвачен огнем. В то же время было видно, как занимались вышки одна за другой. Огонь с них не перебрасывался. Зажигаемые чье-то невидимой рукой, они вспыхивали в разных местах, словно разбросанные по полю гигантские свечи. И от них, и к ним бежал народ. Было несомненно, что их поджигали.
На маленьком мостике, который отделяет Баилов от промыслов, какой-то мимо бежавший армянин заглянул Тер-Абовиану в лицо и крикнул с ужасом по-армянски:
— Назад, Грикор, назад! Татарва прорвалась! За моей спиной смерть!
— Вышки? — еле выговорил Тер-Абовиан.
— Подожгли!
Абовиан со стоном схватился за перила. Миллионы, которые он бежал спасти, уже были в огне. И вдруг, с перекошенным лицом, прежде, чем его могли остановить, он ринулся вперед, увлекая за собою рабочих.