Шерлок Холмс против марсиан
Шрифт:
Одежда его состояла из контрастов. Черный костюм и лаковые штиблеты вполне подошли бы гробовщику. Но картину дополнял лимонно-желтый галстук в крупный красный горох! Короче, на роль гробовщика румяный непоседа подходил меньше, чем Холмс на роль почтенного отца семейства.
– …который день, господа! В моем, знаете ли, подвале! Джеймс Мэйсонс, лучшие похороны в Молдоне, к вашим услугам! Обращайтесь! Как я рад вас видеть! Родственников не осталось, городской совет в деньгах на захоронение отказал! – речь мистера Мэйсонса, казалось, состояла из сплошных знаков восклицания. – Я уж
– Вы обращались к майору Форестеру?
– Ну да! – всплеснул руками мистер Мэйсонс. – Саммерс мне сказал, что без разрешения военной разведки Лиггинсов хоронить нельзя! А тут как раз приехал майор Форестер. Ну, я к нему! Так он меня и слушать не захотел! Слава богу, капитан, надоумили к вам обратиться. Вас я не застал, сержант Дженкинс обещал все передать. И вот вы здесь! Идемте же, идемте! Вы их заберете, правда? Их наконец похоронят?
– Кто похоронит? – изумился Уоллес. – Я?!
– Вы дадите команду! А я все сделаю, не сомневайтесь! По высшему разряду! Со скидкой! Житья от них нет, от этих Лиггинсов…
– Запах, – с пониманием кивнул я.
И живо представил, какой смрад должен сейчас стоять в подвале – да, пожалуй, и во всем доме!
– Ну да, запах! – согласился мистер Мэйсонс. – То ладан, то сандал! Лаванда, эвкалипт – терпеть не могу эвкалипта! У меня от него начинается мигрень! Шум, опять же…
Капитан Уоллес замер в дверях похоронной конторы:
– В каком смысле – шум?!
– В прямом! Я ведь живу здесь, на втором этаже. По ночам теперь и не заснуть! Гвалт из подвала, голоса, песни поют. Гости к ним приходят, вот что я вам скажу! Беседуют, потом вроде как псалмы читают – на чертовом, прости Господи, языке! Страницы шелестят – громко так! А то вдруг упадет что-нибудь. Спустишься с кочергой, чтоб утихомирить – никого! Лежат тихо-мирно, как приличные покойники…
– Вы что же, заслышав шум, спускались в подвал? – в голосе профессора звучала неподдельная тревога. – Где лежат тела?!
– А что еще прикажете делать?! Если мы не сдали Молдон проклятущим марсианам, то могу ли я уступить свой подвал буйным мертвецам? Нет, сэр! Мой дед сражался при Ватерлоо! В кавалерии, под командованием графа Эксбриджа! Я до сих пор храню его саблю…
– Но взяли, – уточнил Холмс, – кочергу?
– Я к мертвецам привычный, – реплику моего друга мистер Мэйсонс пропустил мимо ушей. – Пятнадцать лет хороню, но сейчас!.. Форменное безобразие, господа!
– Положение тел не менялось?
Теперь настала очередь профессора наворачивать круги вокруг гробовщика. То и дело привставая на цыпочки, Ван Хелзинг пытался заглянуть за воротник мистера Мэйсонса.
– Они лежат на тех же местах, что и раньше? В тех же позах?
– Конечно! – вопросы профессора изумили владельца конторы. – Они же мертвые!
– И тем не менее… Позволите осмотреть вашу шею?
– Да Бога ради! Хоть всего осмотрите, только распорядитесь закапывать! – мистер Мэйсонс в два движения сорвал с себя галстук. – Пожалуйста!
– Странно, – пробормотал Ван Хелзинг, закончив придирчивый осмотр. – Никаких следов…
– Вы удовлетворены?
Прежде чем спуститься в подвал, мы вооружились двумя фонарями. Профессор извлек из саквояжа и зажег маленькую, но очень яркую ацетиленовую лампу. Внизу было влажно и ненамного прохладнее, чем на улице в жаркий июньский день. Мэйсонс отпер тяжелую дубовую дверь с железными скрепами. Нам навстречу действительно пахнуло густым ароматом благовоний: я различил упомянутые гробовщиком сандал и лаванду, а также корицу и, кажется, ваниль. Весьма необычное сочетание!
Запаха разложения не ощущалось вовсе.
Мой друг первым прошел вперед, взяв у профессора его лампу, и склонился над двумя телами, лежавшими на длинном мраморном столе.
– Осторожнее! – предупредил Ван Хелзинг.
Как бы невзначай профессор сунул свободную руку под плащ, туда, где скрывалась кобура с револьвером.
– Вы бальзамировали тела? – поинтересовался Холмс у Мэйсонса. – Обрабатывали какими-нибудь составами?
– Нет, сэр! Меня предупредили, чтобы я ничего не делал с телами без разрешения военной разведки.
– Вы – специалист, много лет имевший дело с покойниками. Вы не находите странным, что тела за неделю совсем не разложились?
– Еще как нахожу, сэр! У этой парочки, земля им пухом, все не как у людей! Лежат целехоньки, благоухают хуже индийской лавки, по ночам шумят! Да и одежда у них…
Мы придвинулись ближе. Пожилой благообразный джентльмен с седыми висками и миниатюрная сухощавая женщина, без сомнения, были мертвы. Они ничуть не походили на графа Орлока. Но если бы я не знал, когда именно погибли Лиггинсы, я бы сказал, что с момента их смерти прошло не больше шести часов. Трупные пятна на их лицах проступили едва-едва и были весьма бледны.
– Одежда? Вы имеете в виду эти балахоны?
Действительно, и мистер, и миссис Лиггинс были облачены в длинные, до пят, темно-синие мантии с бархатным декором. Такие, если судить по гравюрам, подошли бы преподавателям Оксфорда середины уходящего века, но уж никак не пожилой супружеской чете с окраины Молдона. Насколько я знал, нападение марсиан застало Лиггинсов дома. Неужели это их домашняя одежда?
– Балахоны – еще ладно, – отмахнулся гробовщик. – Только помнится мне, они иначе одеты были! Спускаюсь ночью: на мистере Лиггинсе – брюки в клетку, серая рубашка и жилет. На миссис Лиггинс – платье строгое, темно-лиловое, с кружевным воротником. А утром глядь: в мантиях лежат! Я в затылке чешу: вроде как всегда в мантиях были! Что это мне в голову взбрело? Возвращаюсь наверх – опять другое помню: брюки, платье…
– Вы считаете, их кто-то переодевает?
Ван Хелзинг уже успел убедиться, что зубы у Лиггинсов обычные, причем довольно скверные, но продолжал упорно искать скрытый подвох.
– Нет, сэр, – гробовщик старался держаться подальше от профессора. – Кому ж такое в голову взбредет? Мертвых переодевать – ишь, чего выдумали…
– От чего они умерли? – вдруг спросил Холмс. – Я не вижу явных повреждений. Их вытащили из-под обломков сгоревшего дома?
Капитан Уоллес шагнул вперед:
– В Мут-Холле есть заключение. Желаете взглянуть?