Шерлок Холмс в наши дни
Шрифт:
Установление факта отравления представляет серьезные трудности, особенно когда его симптомы нечетки или многозначны и в ходе оказания медицинской помощи жертве не всегда могут быть определены как последствия отравления. Например, одному умершему в 1956 году шахтеру, начиная с его первого поступления на стационарное лечение в 1953 году, ставились самые разные диагнозы, но мысль об отравлении не возникала. Ничего подозрительного не установили и после его смерти, при вскрытии. Лишь после того, как поступила информация о возможности отравления и была проведена эксгумация трупа, судебно-медицинская экспертиза выявила наличие таллия в печени, почках
В криминалистической практике довольно часто возникает необходимость ответить на вопрос, не применялся ли яд. Это особенно относится к случаям неестественной смерти. При установлении же факта смерти от приема яда важно выяснить, имело ли место умышленное отравление или совершено самоубийство. Не исключается также ошибочное принятие какого-либо ядовитого вещества вместо лекарства или значительное превышение прописанной врачом дозы лекарства. Отравление может быть и результатом определенной профессиональной деятельности, и следствием употребления испорченных пищевых продуктов, принятия каких-либо средств в целях прерывания беременности и т л.
В процессе судебно-медицинских исследований по делам об отравлениях, как ни в каких других случаях, важно установить все обстоятельства, все признаки, предшествовавшие наступлению смерти, так как они очень часто указывают на факт использования яда, а порой даже на конкретный вид яда и способ его применения.
10 октября 1911 года в служебное помещение Скотланд-Ярда вошел мужчина. Он заявил, что хочет сообщить о возникших у него подозрениях относительно совершенного преступления. Его направили к инспектору Варду.
– Вы сказали, ваша фамилия Вондераге?
– спросил Вард, желая убедиться, что он правильно понял вошедшего.
– Да. Я двоюродный брат мисс Элизы Барроу.
– Чем я могу быть вам полезен, мистер Вондераге?
Мужчина нерешительно передвинулся на стуле немного вперед. Он первый раз в жизни сидел напротив сотрудника Скотланд-Ярда и в этот момент почти пожалел, что затрудняет полицию своими подозрениями. Но раз он все-таки здесь, то должен сказать, зачем пришел.
– Я уже сказал, что мисс Барроу моя двоюродная сестра, или, правильнее, была, - начал он, заикаясь.
– Значит, она умерла?
– Месяц тому назад. Но я думаю, тут что-то неладно, господин инспектор. У меня такое чувство, что она умерла не естественной смертью.
– Другими словами, была убита? Вондераге нерешительно кивнул.
– Доказать я не могу, но от этого парня всего можно ждать.
– Кого вы имеете в виду?
– Мистера Седдона. В его доме, здесь, в Лондоне, Толлингтон-парк, 63, более года тому назад она сняла второй этаж для себя и своего семилетнего племянника. До этого они жили у меня, но из-за постоянных ссор она в конце концов уехала.
– Из-за чего же были ссоры?
Вондераге какое-то мгновение поколебался, прежде чем стыдливо произнес:
– Она обвиняла меня в вымогательстве наследства. - А мисс Барроу была состоятельна?
– Да. Правда, она была немного психически непол-
ноценной, но, несмотря на это, благодаря полученному наследству и жадности стала обладательницей дома, ценных бумаг, наличных денег и драгоценностей. Она постоянно была озабочена сохранностью своих денег и обвиняла других в посягательстве на ее добро. Это было просто противно! Я легко вздохнул, когда в июле 1910 года она наконец выехала.
– На второй этаж дома, который принадлежит мистеру Седдону?
– Да.
Инспектор терпеливо слушал, ничем не выдавая своего ощущения, что излагаемое является чем-то необычным. Но теперь он обратил внимательный взгляд на своего визави.
– Так..Ло почему он, по вашему мнению, должен был ее убить?
– Вы так прямо спрашиваете. Однако дать вам такой же прямой ответ я не могу, - нерешительно произнес Вондераге.
– Как я уже сказал, у меня только предположение. Моя двоюродная сестра умерла 14 сентября, а 16 были похороны. Однако я, ее единственный родственник, узнал об этом лишь случайно спустя две недели. Конечно, я сейчас же пошел туда, где она жила.
– Почему?
– прервал его инспектор.
– Хотел узнать, как обстоит дело с наследством. Но дом был заперт. Мистер Седдон 22 сентября вместе с женой и пятью детьми уехал отдыхать на побережье. Все это показалось мне подозрительным. Вернулся он лишь 9 октября. Я, конечно, тут же пошел к нему и поинтересовался оставшимся наследством.
На вопросы Вондераге страховой агент Седдон ответил:
– Оставшееся после вашей двоюродной сестры Элизы Барроу добро составляло не более десяти фунтов стерлингов. Между тем на похороны и на заботы о маленьком племяннике я истратил одиннадцать фунтов, один шиллинг и десять с половиной пенсов, так что вы должны мне больше фунта, мистер Вондераге, если хотите вступить в права наследства.
– Но у нее было и другое имущество, не только наличные деньги!
– заявил разочарованный двоюродный брат умершей.
– Да, есть еще несколько платьев и мебель, стоимость которой я оцениваю примерно в пятнадцать фунтов. Я в этом понимаю, так как являюсь страховым агентом.
– А жилой дом, ценные бумаги и банкноты! Я знаю, что у моей кузины было определенное состояние!
– Совершенно верно!
– подтвердил Седдон.
– Но она, решив, что в управлении состоянием и его приумножении у меня больше опыта, за несколько месяцев до смерти передала мне свои акции и право на жилой дом, а я за это должен был пожизненно выплачивать ей соответствующую ренту. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы ознакомились с документами, подтверждающими, правильность моих слов.
По мере получения этих известий лицо Вондераге все более мрачнело. Почти без надежды он робко спросил:
– А что с наличными ценностями, которые нельзя было передать?
– Это не больше, чем легенда, - холодно заявил Седдон.
– Мне очень жаль так вас разочаровывать.
Разочарование отражалось на лице Вондераге и сейчас, когда он рассказывал все это инспектору Варду. Разочарование, соединенное с подозрением и невозможностью поверить в случившееся.
– Я надеюсь, господин инспектор, вы теперь понимаете причину моего недоверия. Во всяком случае я был бы вам благодарен, если бы вы занялись этим делом, - закончил Вондераге. Он был рад наконец освободиться от тяжелого груза, лежавшего у него на сердце. Хладнокровие и даже как бы безразличие инспектора подействовали на него не очень ободряюще, да и согласие инспектора прозвучало не очень определенно: