Шерсть седой овцы
Шрифт:
«Хозя-яин~» - прошептала она с довольной улыбкой. От ее слов меня аж пробило до мурашек. Сумасшедшая извращенка… Напугала так напугала.
«Постарайся слушаться меня в следующий раз, ладно? Нам еще жить и жить.» - Я совсем не понимал, что я говорю и почему. Я просто хотел уйти от нее как можно дальше и не разговаривать с ней. Но после подобных «процедур» мне нужно было как-то закрепить свои слова и заставить ее слушаться меня. Перед уходом я мог сказать только: - «Обговорим некоторые правила утром. Я может даже… награжу тебя за послушание.»
Никогда я еще не видел такой дьявольской улыбки и блеска в ее глазах. Она определенно запомнит это… и будет пользоваться этим.
Можно считать, что я влип.
*******************************************************
Идут
Она повесит на мою спину очередного спиногрыза.
========== Сезон II: Часть первая: Лишний рот. ==========
Как же я ненавижу этот мир. Как же я ненавижу всех, кто живёт в нём. Оу… нет! Наоборот! Я уважаю каждое живое существо, с которым я ещё не знаком. Черт возьми, я даже денег дам, чтобы не встречаться с ними! А вот… Хэнни… Вот её - я ненавижу. И из-за неё я ненавижу всех на свете! Я хочу сжечь их! Разрубить на части! И всё из-за этой шизанутой овцы с именем Хэнни! Вы можете спросить меня: «Почему? Она же невинная девочка!» Простите… но «Невинной девочкой» я эту пустоголовую тварь не назову! И вот почему…
Прошёл целый месяц, видите ли. Целый месяц рядом с этой дурой и её любимым кошкообразным существом. Первым делом – я ненавижу Оцелота. Пушистая зараза вечно ползает под ногами. Запрыгивает на мои сундуки и не сползает них, играя со мной в гляделки. Это ещё я могу перетерпеть, ладно. Я могу дать этому наглому животному по морде и продолжать свои дела… Но когда эта тварь начинает мяукать рядом со своей хозяйкой, которая вновь копается в своих дырах пальцами и овощами, нагло подпевая кошкозавру Рексу – тут у меня сносит крышу окончательно! Я не могу спать из-за этой дуры! Я не смогу работать из-за них обоих! А пушистый ублюдок ещё и рыбу просит! Рыбу! Каждый долбанный час ползает рядом со мной и мурчит, выпрашивая свою еду! Хрен тебе в рыло, усатая тварь!
Что насчёт Хэнни… Тут всё тоже самое. Как и Оцелот, она постоянно виляет передо мной своим задом и всячески мне мешает. Копается в сундуках без особой на то причины и создаёт… Я не знаю как, но она делает себе… «игрушки». Тратит резину, силикон и прочие материалы, чтобы сделать для себя очередной самотык! Ах да… помните то правило, которое я ей поставил? «Не мычать»? Она забывает про него! И вспоминает только тогда, когда я влетаю в комнату и выбиваю дверь с петель, крича: «Ар-ра-а!» и заводя свою бензопилу! А если я захочу лечь в кровать и поспать спустя несколько дней безостановочной работы – Хэнни прилипает ко мне, словно банный лист! Ёрзает на мне и шепчет: «Хозяин…», растекаясь на мне со слюнями и… прочими выделениями. Ну а если уж я и склонюсь к этим порокам и начну долбить её во все щели и пытать её всеми возможными способами – Хэнни сходит с рельс и начинает орать на весь дом, не сбавляя скоростей. Из-за её криков: «Ещё! Ещё! Накажи меня!»… У меня все овцы поседели. Всяческая нечисть начала обходить мой дом сторонам от невероятного стыда. А как наступает утро – всё возвращается на круги своя. Я – на своё место, а Хенни – тырить морковь с грядок. Тупая любительница овощей, чтоб её…
Ну и под конец месяца… Я тоже изменился. Я стал чуть спокойнее и сдержаннее, но во мне всё пряталась моя старая нарцистичность и содомичность, которую я выплёскивал на Хэнни день за днём. Иногда я приходил в ярость, и эта ярость ускоряла ту работу, которую я делаю. Хэнни не нравится разговаривать со мной, когда я в ярости. Не нравится ей разговаривать человеком, красным и потным, который начисто выбрился топором и им же срубил все деревья в округе, а потом сломал топорище о колено прямо у неё на глазах! Даже волосатое чудовище Оцелот не пристаёт ко мне в эти моменты, ибо это животное с лёгкостью может очутиться на месте моего топора! Станет топорищем, которое я сломаю о колено! Аргх! Как же я обожаю себя за это! А вот когда из меня выйдет пар, как из разогретого до предела Реактора, который облили водой из ведра – всё повторяется. Я словно становлюсь героем фильма «День Барсука», или как его там… Я просыпаюсь скучным утром, продолжаю добывать и дробить всё, что можно, а назойливый комарик продолжает сосать мою кровь (и не только), выбешивая меня своим жужжанием у самого ушка. Вот, в общем… и всё, пожалуй. Это всё, что… Стоп… Я что-то забыл…
«Го-оул!» - назойливый рёв моей горе-соседки лишь сильнее выводил меня из себя. Она бежала вниз, подобно неуклюжему слону, и осыпала на меня всю пыль и грязь, скопившейся на потолке. И потом её встречает не «Гоул», но какой-то озлобленный мужик с белой головой и рожей, наблюдающей за ней с невыносимым гневом и яростью в глазах. – «Я постригла овечек и теперь я хочу кушать!» - Подобно маленькому ребёнку, это ужасное подобие homo-sapiens’а стояло рядом со мной и стряхивало с моих плеч и головы всё, что на меня успело свалиться. Не знаю, почему я её терпел… но я терпел. В нужном сундуке я нашёл небольших размеров морковь и протянул её этой голодной кровососке. Без лишних слов и звуков. Хэнни лишь улыбнулась мне, схватив эту морковь двумя руками… ну и конечно! В её засранную головушку просто не может не прийти какая-нибудь тупая мысля, которую обязательно нужно мне высказать! – «Это такой намёк, да?»
Я даже не стал терпеть её слова! Просто взял и засунул эту морковь ей в рот, оскалившись на неё! Пропихнул эту морковь поглубже в горло и пробудил её рвотный рефлекс!
«Даже не думай, тупая овца. Ты попросила – я подал.» - вот так вот я на неё рявкнул и продолжил копаться в сундуках, стараясь вспомнить что-то, что я хотел найти или сделать. А Хэнни не ушла прочь! Она начала бормотать старые сказки, перейдя на более грустный тон:
– «Ты… очень добрый человек, Гоул. Может ты… и пытаешься показаться злым и недоступным, но внутри тебя есть что-то очень тёплое…»
«Это тепло – моя неистовая ненависть к твоей долбаной морде. И если ты думаешь, что во второй раз этот трюк у тебя прокатит – то зря. У меня «хреновая память», а не Альцгеймер» - я хорошо запомнил её трюки. Хитрая лисица давит на жалость и потом тащит меня за собой в постель. Плачет и хныкает, строит милую мордочку и показывает себя недотрогой… Пока она не свяжет тебе руки, и с ором: «ОУ Й-ЙЕА-А!» не начинёт играть в наездницу. На всякий случай я ей напомнил несколько важных вещей: - «Даже не думай брать мою доброту за слабость, Хэнни. Я с лёгкостью задушу тебя той рукой, которой кормлю.»
«Ну я не знаю, чем заняться!» - Хэнни показала свою истинную натуру, затопав ногой и переходя на недовольный тон. Она делает так каждый раз, когда её трюки не проезжают по накатанной дорожке. – «Мне скучно! Ну, извращужка! Ну поиграйся со мной! Хочешь я стану твоей послушной кошечкой? Хочешь?»
«Слушай сюда, кошечка ты моя вшивая.» - с этими словами я захлопнул все сундуки разом и обратил на неё свой грозный взгляд. Взгляд настолько грозный, что если бы я мог пускать из своих глаз лазеры – я бы их выпустил. И с таким видом я наблюдал за ней всё это время, не опускаясь по планке грозности. – «Я с тобой сижу уже довольно долго. И раз уж ты не поняла меня с пятьдесят шестого раза, я повторюсь. В пятьдесят седьмой раз повторюсь…» - Хэнни хотела сказать что-то в протест, но не успела. В этот момент я взял её за горло и медленно пошёл на сближение, заливаясь гневом. К счастью, я не стал рвать её слуховые перепонки своим криком. Я перешёл на шёпот: - «Я. Не. Добрый. Я не нахожу удовольствия в пошлых играх с тобой или с твоим кошкообразным чудищем, что ёрзает у моих ног каждый. Чёртов. Час! Не раз я тебе, баклажану гнилому, говорил про правила поведения, и ты продолжаешь их нарушать. А если будешь вести себя так, словно мы с тобой «две половинки одного кирпича» - я тебя сожру. Вместе с говном сожру. Усекла?»