Шесть дней из жизни дознавателя
Шрифт:
Нет. Всё по-другому устроено: «Ой, Вы сегодня так замечательно выглядите! Позвольте мне напомнить Вам: вот тут шрифт должен быть другим. Но это всё мелочи по сравнению с Вашей ослепительной красотой!» Можно принять это за вежливость, но тогда и она выражает не то, что думает собеседник. Получается, хитрят практически всегда…
У дознавателя Габоронова есть цель: привлечь к ответственности Десяткина за совершённое им преступление, при условии, что он вину не признаёт и в содеянном не раскаивается. Поэтому путём лицемерия, ради манипуляции, Габоронов затеял разговор на балконе милицейского учреждения:
– Думаешь я тебя не понимаю? Какой-то старый хрыч поставил посреди дороги своё корыто,
Десяткин глянул недоверчиво на дознавателя, но старший лейтенант продолжал:
– Я-то вижу этих упырей каждый день: алкаши вонючие, дебилы недоделанные. Они в такой среде выросли, и ничего ты с ними не поделаешь. Никак не изменишь. А ты не из них! Я-то вижу, что ты не как они! Ты нормальный человек! Образование. Работа. Семья. Ребёнок. Понятное дело, что ты никакой не преступник! Тебя возмущает сама ситуация, в которой ты, по сути, прав: это он машину поставил так, что тебе не проехать! Однако уголовное дело не разбирает всю подноготную. Тут не важно, отчего так случилось. Тут разбирают сам твой удар ногой! Что этому предшествовало, и кто виноват в том, что ситуация так сложилась это второй вопрос. На это прокуратура и суд даже не смотрят. Тут отметается вся лирика. Рассматривают только твой удар ногой! Признаваясь, ты не признаёшься, что ты был не прав тогда, а он прав! Нет! Признаваясь, ты соглашаешься, что ударил со злости эту грёбанную дверь! Так уж вышло, он подал заявление. Да, сделали вот такую оценку суммы ущерба. И свидетели есть, что на тебя указывают. Пойми, тебе не отвертеться! Система тебя в суд затащит по любому! Только от тебя зависит, в каком качестве ты в суд пойдешь, как будешь выглядеть перед судьёй! Как эти вонючие алкаши, с которыми мы постоянно тут дела имеем, или ты выделишься на их фоне и пойдешь как случайно оказавшийся в такой ситуации человек?!
Ты сам отец! Представь, в соседней комнате слышится звук разбитой вазы. Ты приходишь, а там твой сын стоит, глаза вылупил на осколки, моргает чаще обычного – не знает, что делать! Понимает, что ты будешь его ругать, начинает отпираться: «Это не я, папа, это не я!». Какая твоя реакция? Конечно, ты понимаешь, что это он. Его отрицание начинает тебя только злить. Так? Он бы извинился и, может, ты бы его даже не поругал за эту вазу. Но в данной ситуации тебя выбесит его отрицание. Так и с тобой! Все понимают, что ты шарахнул ногой эту машину. И прокурор понимает! И судья поймёт.
Не бывает такого, чтоб конфликт был, двое свидетелей говорят на тебя, а ты невиновен. Перед судьёй ты будешь выглядеть как отпирающийся мальчик. Так ты только настроишь всех против себя. Да уже настроил! Больше года прошло! Прокурорские дело нам каждый раз возвращают. Ситуация так и висит, всех напрягает. И тебя! В каком качестве ты пойдёшь в суд, зависит от того, как мы распишем эту ситуацию сейчас. Или ты неуравновешенный псих, который не сдержался и упирается на ровном месте. Или ты доведённый до усталости порядочный гражданин, отработавший ночь. По пути споткнувшийся из-за накопившихся проблем, случайно совершивший проступок. Но вину признающий, в содеянном раскаивающийся и у всех просящий прощения! Получишь своё условное наказание, а то и вовсе штраф и всё! Понимаешь?
– Да понимаю я всё! – полилось с Десяткина как с опрокинутой двухсотлитровой бочки, – Старый козёл вечно так, поставит свою машину, что не проехать, не пройти. Постоянно что-то возит, что-то выгружает, Плюшкин хренов. У него весь двор завален всяким хламом. Я с ночной смены, мне жена звонит, что у ребёнка температура, нужно в больницу ехать. Я взял ребёнка, жену. Смотались в поликлинику. Едем домой, спать невероятно хочу! Подъезжаю, до дома чуть-чуть, а тут дед этот. На нём то я и сорвался! А он заявление накатал. Сумму ущерба эту ещё выдумали шесть тысяч! Да при аварии одна точка стоит четыре с половиной максимум, а тут шесть с лишним! Я и возмутился. Уголовное дело! Что из меня преступника то делают?! Конечно, я не хочу сознаваться и соглашаться со всем этим бредом!
– Вот! За рулём, уставший. Ещё и свозил в больницу своего ребёнка! Между прочим, из-за этого ты и был в расстроенных чувствах, – подбадривал дознаватель сознавшегося в совершении преступления Десяткина.
Десяткин прекрасно понимал, что дознаватель прав. Понимать понимал, но избежать ответственности по-прежнему хотел.
– Мне адвокат всё время говорит, что можно по примирению сторон дело закрыть, – уже обыкновенным тоном излагал мысли Десяткин.
– Кто твой адвокат?
– Тимофеев.
– Слышал о нём, но не встречался ещё. А старый, бесплатный, которого тебе Родина предоставила? Чем он тебе не понравился?
– Хлорин, что ли? Да он ничего не делал! Встречаться не хотел, занят вечно. Я обратился к платному.
– Ну, дело твоё…
– Может, Вы поговорите с ним? Вы же в юридических делах больше понимаете. Я с этим первый раз сталкиваюсь.
– С Тимофеевым? Конечно поговорим. Но, понимаешь, чтобы прекратить дело по примирению сторон, – начал доверительно произносить дознаватель, – Ты должен признавать свою вину и раскаиваться в содеянном. Возместить ущерб потерпевшему. А из твоих показаний, данных ранее, ещё когда дело было у другого дознавателя, следует, что ты вину не признаёшь категорически.
– Да я готов признать, хрен с ним, лишь бы дело прекратить, – начал обещать Десяткин.
– Это хорошо, только тут есть небольшой риск. Прокуратура потом будет решать прекратить это дело по примирению сторон или нет. Да и потерпевший должен быть на это согласен, понимаешь?
– Да я поговорю с дедом, всё возмещу…
– Алексей Борисович, мне нужно обсудить это с начальством. Покури пока тут.
Это был прорыв в деле. Десяткин решился признать свою вину. Это хорошо и справедливо. Но в его понимании он сознавался не потому, что раскаялся. А для того, чтобы прекратить уголовное дело. А на это никто никогда при таких условиях не пойдёт. Не из-за того, что просто жалко столько труда прекратить – это в том числе. А из-за того, что примирение, даже в человеческом понимании – это когда совершил проступок, но тут же извиняешься, хочешь исправить содеянное, загладить свою вину, возместить ущерб. И потерпевший это видит. Только при таких обстоятельствах, да на начальном этапе расследования, есть возможность прекратить уголовное дело в связи с примирением сторон. Но на практике на такое редко когда идут правоохранители.
Это для правонарушителя здорово – напиться, например, набедокурить, показать своё истинное нутро, когда, что называется, понесло. А окружающим он доставляет массу проблем. Когда человек адекватный, то при совершении случайного злодеяния, он сразу же, в этот же момент будет просить прощения, предлагать возместить ущерб. Потерпевший увидит раскаяние и тогда до милиции дело даже не дойдёт! Люди между собой без участия государства примирятся, да и всё. А когда и если дело дошло до разбирательства в милиции, значит, стороны не смогли самостоятельно уладить конфликт в полной мере. Поэтому без всякого зазрения совести в правоохранительной системе отсутствует практика по прекращению уголовных дел за примирением сторон. И Габоронов, естественно, Десяткину это сказать не мог.