Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник)

Грейди Джеймс

– Четыреста девяносто три тире семь два восемь два. – Голос в трубке звучал напряженно.

– Говорит Кондор, девятая секция семнадцатого отдела. Я в будке телефона-автомата. Я не заметил за собой слежки и совершенно уверен, что меня не подслушивают.

– Ваша информация подтвердилась. Нам необходимо доставить вас в Лэнгли, но мы боимся запускать вас сюда без сопровождения. Знаете театральный квартал в Джорджтауне?

– Да.

– Можете добраться туда за час?

– Да.

– Отлично. Скажите, знаете ли вы кого-нибудь, хотя бы внешне, из тех, кто работает в Лэнгли?

Малькольм подумал.

– Я проходил подготовку у инструктора с агентурной кличкой Воробей-четыре.

– Подождите

минутку. – Митчелл набрал на компьютере имя и получил подтверждение того, что Воробей-4 действительно существует и находится в здании. – Ладно, – продолжал он. – Теперь слушайте, что делать. Через полчаса Воробей-четыре и еще один наш сотрудник остановят машину в переулке за театрами. Они будут ждать ровно час. Это даст вам минимум полчаса на подход с любого направления. Пешком в переулок можно попасть с трех сторон. Все три подхода дают вам возможность увидеть тех, кто там находится, прежде чем они заметят вас. Когда убедитесь, что за вами нет хвоста, заходите в переулок. Если увидете кого-то или что-то, что вызовет у вас подозрение, если Воробья-четыре и его спутника там не окажется или если с ними случится что-то еще, даже какой-нибудь чертов голубь будет слишком близко от их ног, уносите оттуда свою задницу, найдите безопасное место и звоните сюда. Если не сможете добраться туда, поступайте так же. Идет?

– Да-а-ааапчхи!

Митчелл едва не выпрыгнул из своего кресла.

– Что это, черт подери, было? С вами все в порядке?

Малькольм вытер забрызганную слюной трубку.

– Да, сэр. Все в порядке. Извините, просто я простужен. Я понял, что делать.

– Ради бога. – Митчелл повесил трубку и устало откинулся на спинку кресла.

– Послушайте, Митчелл, – подал голос здоровяк прежде, чем тот успел что-нибудь сказать. – Если вы не против, давайте с Воробьем-четыре поеду я. Я в ответе за дела отдела, и потом, здесь вряд ли найдется кто-нибудь молодой и крутой, кто справится с этой ситуацией лучше, чем я, каким бы старым и усталым я ни казался.

Митчелл посмотрел на здоровяка – тот производил впечатление уверенного в себе человека – и улыбнулся.

– Хорошо. Заберете Воробья-четыре на выезде. Поезжайте на своей машине. Вы знакомы с Кондором?

Здоровяк мотнул головой.

– Нет, но мне кажется, я с ним пересекался. У вас найдется его фото?

Митчелл кивнул.

– У Воробья-четыре есть. Оружейники дадут вам все, что скажете, хотя я предпочел бы пистолет. Есть пожелания?

Здоровяк встал и направился к двери.

– Да, – ответил он, оглянувшись. – «Спешл» тридцать восьмого калибра с глушителем. На случай, если придется действовать тихо.

– Получите его в машине, вместе с патронами. Да, – окликнул Митчелл здоровяка, уже шагнувшего одной ногой за порог. – Еще раз спасибо, полковник Уэзерби.

Тот снова оглянулся и улыбнулся.

– Не за что, Митчелл. В конце концов, это моя работа. – Он закрыл за собой дверь и зашагал по направлению к гаражу. Спустя несколько шагов полковник негромко закашлялся.

Четверг, вторая половина дня

Неудачное исполнение выигрышной комбинации погубило множество партий, стоявших в шаге от победы. В таких партиях игрок ясно видит концепцию победы, знает, жертвует необходимыми для этого фигурами, а потом вдруг путает очередность ходов или промахивается в решающий момент комбинации.

Фред Рейнфельд. Полный курс шахматной игры

По причине плохой погоды Малькольм поймал такси без особого труда. Спустя двадцать минут он расплатился с водителем в паре кварталов от театрального. Он прекрасно понимал, что

не должен попадаться на глаза. Еще через несколько минут он сидел за столиком в темном углу бара, заполненного мужчинами. Бар, который Малькольм выбрал в качестве временного убежища, являлся самым популярным местом общения вашингтонских гомосексуалистов. Начиная с перерыва на ленч в одиннадцать утра и до глубокой ночи мужчины всех возрастов, принадлежащие по большей части к среднему классу и выше, собираются в этом гей-баре, чтобы хоть немного расслабиться в обществе себе подобных. В баре всегда весело: через раскрытые окна на улицу выплескиваются громкая музыка и смех. Ну и присутствует здесь некоторое легкомыслие – напряженное, насыщенное иронией, и все-таки легкомыслие.

Малькольм надеялся, что в этом мужском обществе он не будет бросаться в глаза: одним мужчиной больше, одним меньше… Он как можно медленнее потягивал свой коктейль с текилой и поглядывал по сторонам в поисках знакомых. Некоторые из тех, на кого он смотрел, тоже изучали его взглядом.

Никто в баре не обратил внимания на то, что на столе Малькольм держал только левую руку. Правая сжимала рукоятку револьвера, который целился под столом в каждого, кто оказывался слишком близко.

Без двадцати три Малькольм поднялся из-за стола и вышел вместе с большой компанией завсегдатаев. Оказавшись на улице, он поспешно отделился от группы. Несколько минут он петлял по узким улочкам Джорджтауна, настороженно вглядываясь в окружавших его пешеходов. В три, убедившись, что за ним никто не следит, он направился к театральному кварталу.

Воробей-4 оказался тщедушным очкариком, инструктором по процедурным вопросам. В том, что касалось его роли в предстоящей операции, ему просто не оставили выбора. Он пытался возражать, что на такую работу он, мол, не подряжался и что его вообще гораздо больше волнуют жена и четверо детей. Вместо ответа – скорее для того, чтобы он заткнулся, – оружейники напялили на него бронежилет. Тяжелый, плохо проветривающийся жилет пришлось надевать под рубаху. Сразу захотелось почесаться. Воробей-4 не помнил никого по кличке Кондор или фамилии Малькольм; он читал лекции для новичков больше десяти лет. Парней из технического отдела это не интересовало, но выслушать им все равно пришлось.

По дороге на стоянку Уэзерби проинструктировал водителей машин сопровождения. Подойдя к автомобилю, он осмотрел короткий пистолет с похожей на сардельку штуковиной на стволе и одобрительно кивнул хмурому типу из технического отдела. В обычной ситуации полковнику пришлось бы расписаться за полученное оружие, но полномочия Митчелла позволяли обойтись без этой процедуры. Оружейник помог Уэзерби пристегнуть наплечную кобуру, передал ему двадцать пять запасных патронов и пожелал удачи. Тот неопределенно хмыкнул в ответ и полез в свой голубой седан.

Три машины выехали со стоянки Лэнгли компактной колонной с голубым седаном Уэзерби посередине. Стоило им свернуть с кольцевой автострады, чтобы въехать в Вашингтон, как у замыкающего колонну автомобиля «лопнула» шина. Водитель «потерял управление», и машину развернуло, да так, что она перегородила две полосы движения. В этом дорожном происшествии никто не пострадал, но движение пришлось остановить на десять минут. Уэзерби не отставал от первой машины, вилявшей с полосы на полосу в плотном транспортном потоке. На тихой улочке жилого квартала на юго-западе города первая машина резко развернулась и поехала в противоположном направлении. Проезжая мимо голубого седана, водитель знаком показал Уэзерби, что все в порядке, а потом прибавил газу и скрылся из виду. Полковник направил свою машину в Джорджтаун, не прекращая поглядывать в зеркало заднего вида.