Шесть историй о любви
Шрифт:
– А вы фантаст,— съехидничал я.— Машина Времени… Вы еще и НЛО вспомните.
– Вы зря смеетесь. В прошлое очень даже можно путешествовать, – не согласился со мной незнакомец.— Хотя бы по памяти предков. Есть такой способ.
Например, если вы сможете проникнуть в память вашего отца, то узнаете, как в августе 41-ого он ловко драпал от фрицев по украинским степям. Если погрузить вас в память деда, то вы поймете, что в гражданской войне он участвовал не по причине наличия у него революционного энтузиазма, а по повестке уездного комиссара.
Ну а если вам удастся добраться до памяти прадеда, то, к вашему удивлению, окажется, что он был неплохим портным и жил в относительном достатке. И вовсе не считал, как можно понять
– Что-то вы мне какие-то уж совсем фантастические истории рассказываете, скривился я.
– Вы думаете?— осклабился мужичок в черных очках.— А не хотите ли проверить мои слова? Прямо сейчас. Я могу попробовать погрузить вас в одну историю, случившуюся с молодым человеком, похожим на вас… Или вы боитесь?
– Я?
Я не знал, как отнестись к подобному странному предложению.
Соглашаться- глупо. Отказаться- подумает, что чего-то боюсь.
Видя мои сомнения незнакомец сказал:
– Давайте я начну ее рассказывать, а уж вы решите, интересна она вам или нет.
И он начал свое повествование."
– Все, перерыв,— распорядился Алексеев.
– Какой?— удивился стенографирующий рассказ Михаила Краснов.
– Обеденный, Убираем все со стола, я сейчас принесу сумку,— сообщил хозяин.— Посмотрим, что там Нина приготовила.
Через несколько минут на столе стояла закуска, довольно разнообразная для этого времени года и для страны, в которой происходили события. Из бочки с водой Славик достал бутылку "Пшеничной". В домике не было холодильника и таким оригинальным способом хозяин не давал ей согреться.
Водку разлили по стаканам и, выяснив, что трезвенников и язвенников за столом нет, молча, но единодушно, выпили и сразу набросились на закуски.
Водку одобрили. Славик сказал, что ее пришлось везти из самой Москвы. В родном городе такие очереди! Естественно, после такого сообщения разговор не мог не зайти о безалкогольной кампании, о пользе от нее и о вреде. И чем дольше шел разговор, тем меньше находили в этом мероприятии пользы. Особенно горячился Ваганян, переживая за винно-коньячное производство родной республики. Потом разговор переключился на Москву.
Вадим, больше молчавший в малознакомой ему компании, вдруг рассказал о своей недавней командировке в столицу. В конце речи он заметил:
– В Москве много любопытного, но хорошая вещь одна- метро.
Удобно. Люди- разные, но хватает и зацикленных. Носятся с этой своей колбасой и московской пропиской. Такое впечатление складывается, что они готовы от всей страны отгородиться, лишь бы провинциалы на их сытое благополучие не покушались. Порой противно бывает.
– Слушай, Вадим, спой эту- про Москву!- попросил Бурлаков.
Его поддержали.
Подстроив гитару, Вадим сказал:
– Песня московского лимитчика.
И запел:
"Прямо в небо синее звезды упираются. Я стою на площади, рядом Мавзолей. А вокруг московские жители толкаются, Люди все хорошие- я не видел злей. В ГУМе, совсем рядышком, колбаса копченая. Только вот добраться трудно до нее- Не пускает очередь, очередь сплоченная, Каждый твердо знает место в ней свое. Ой, не надо, граждане, не ругайтесь милые. Все мы здесь советские, хоть не москвичи. В Туле ли, в Калуге ли жизнь куда постылее, И колбасы там нету, кричи здесь- не кричи. Медленно спускаюсь я под своды из бетона. Эскалатор длинный к поезду несет. АНовоявленным писателям песня понравилась, все улыбались.
После нее повторили московскую "Столичную", а затем Дюков по просьбе товарищей исполнил еще несколько песен, но уже не собственного сочинения, а из репертуара Новикова и Розенбаума. И надо заметить, что в исполнении Вадима, песни бардов звучали не хуже, чем в авторском.
– Володя, а ты чего там пишешь?— удивился Алексеев.
– Да я ошибки исправляю,— отозвался Краснов и усмехнулся.
– Ну что, Михаил, ты готов продолжать?— поинтересовался хозяин.
– Что, опять я?— прикинулся наивным Бурлаков.
– А кто, сообразительный ты наш?— удивился Алексеев.
– Ну вы даете! Я-то думал, что мы тут по очереди будем диктовать по куску и у нас получится что-то забавное, а теперь вдруг выясняется, что я буду все делать один. А зачем тогда вы мне нужны. Да у меня и головка вот-вот заболит. На солнышке перегрелась.
Кстати, не мешало бы горло пивом промочить, для металла в голосе, как любит говорить Вадим. А то я, по-моему, уже сипеть начал,— заметил Бурлаков.
– А пива больше нет,— возразил ему Славик.
– Вот это дела. А кто у нас отвечает за охрану труда? Роберт, так ведь и погибнуть недолго.
Ваганян только развел руками.
– Слушай, Михаил,— обратился к Бурлакову настойчивый Алексеев.— У меня такое впечатление, что то, что ты нам надиктовал отнюдь не импровизация. Больно складно у тебя получается.
– Не беспокойся, в плагиате нас не обвинят. Даже если я это не выдумываю сейчас, то это говорит только о том, что я выдумал это раньше. Или тебе это что-то напоминает? Может ты где-то это читал?
– Нет.
– И я про то же. Я вам надиктовал первую главу задуманной мной давным-давно повести. Далее этот неведомый гражданин должен рассказывать сказочную историю. У меня были кое-какие наброски этого рассказа. Там фигурируют Король и Принцесса, злые и добрые волшебники, глупые и коварные министры, благородный граф де Бомон и коварный князь Ля Гер, а также еще кое-какая мелочевка. Самым главным героем намечался молодой вагант, который будет всю дорогу петь песни про любовь. Ну и естественно, что при таком обилии персонажей, история моя должна быть длинной. Что меня и смущает,— пояснил Михаил.— И мне кажется, что мы можем не уложиться во времени с этим моим произведением.