Шесть серых гусей
Шрифт:
— Вы хотели, чтобы я женился на ней, — с насмешкой бросил он. — Но она ничего не говорила о свадьбе, просто хотела, чтобы я с ней лег. К несчастью, Сальваро, вы плохо обучили малышку, потому что, пытаясь добиться моего согласия, она провоцировала меня. А теперь, если я выстрелю в вас, она будет свидетельствовать против меня в суде, не так ли? Домитилла, где вы? Оденьтесь, потому что из-за вашей глупости здесь может пролиться кровь.
Амброджио двинулся к Ларри.
— Жениться на ней, а не изнасиловать, — просвистел он с исказившимся от ярости лицом. — Здесь не так, как у вас, здесь пользуются девушкой только после того, как заключат договор с отцом.
Сказав это, адвокат бросился на молодого человека. Ларри увидел, как блеснула сталь, выстрелить не решился, но сумел увернуться от удара. Амброджио сильно толкнул его, и Ларри потерял равновесие. Пытаясь удержаться на ногах, он ухватился за провисшие, покрытые плесенью обои, которые разорвались, не замедлив его падения, и очутился на полу, придавленный всей тяжестью тела Амброджио, который навалился на него, ругаясь как сапожник. Ларри чувствовал его прерывистое зловонное дыхание и жесткую ткань костюма на своей щеке. Падая, он выронил револьвер. Он попытался перехватить руку Амброджио, сжимавшую кинжал, но, не имея точки опоры, не смог этого сделать и ощутил у своего горла холодную сталь. В ужасе он представил себе, как лежит с перерезанным горлом, и подумал, что темный коридор, где тайно от Мэри целовались Шелли и Клер Клермон, может стать его, Ларри, могилой. Он едва различал над собой лицо Амброджио, который выкрикивал непонятные ругательства, похожие, как показалось Ларри, на те, которыми он осыпал хозяина траттории. Тогда в полумраке коридора, едва освещаемого светом из пустой гостиной, он увидел, как какая-то фигура с кошачьей ловкостью метнулась к ним, оттолкнула Амброджио, схватила за руку с кинжалом и головой вперед с силой толкнула в зеркало.
Раздался пронзительный крик, затем послышался звон разбившегося стекла, и все стихло. Почти теряя сознание, Ларри сбросил на пол тело Амброджио и с трудом поднялся.
У его ног перед разбитым зеркалом среди острых осколков, блестевших, как поверхность замерзшего пруда, на животе лежал адвокат. Из его ушей вытекали струйки крови. Оторопевшая Домитилла стояла, прислонясь к стене, и зажимала рукой рот, сдерживая рвоту. Она успела надеть блузку, и грудь ее судорожно вздымалась под грубой тканью. Ларри ошеломленно смотрел на тело, не решаясь до него дотронуться, когда из приоткрытого рта, между двумя пузырями слюны, вылетел жалобный, почти детский стон.
— Это ты… — произнес Амброджио.
— Он шевелится!.. — отскочив, вскрикнула Домитилла. Тело Амброджио конвульсивно дергалось. Нагнувшись над ним, Ларри увидел, что осколок зеркала застрял в аорте. Машинально он вытащил его, освободив путь потоку крови, которая покрыла осколки черной липкой пленкой. Он повернулся к Домитилле, белой и неподвижной, как статуя.
— Принесите же полотенце или еще что-нибудь: надо остановить кровотечение! — нетерпеливо крикнул он. — Нет, не вашу блузку! Полотенце!
Домитилла очнулась, выскользнула из коридора и вскоре вернулась с белой тряпкой сомнительной чистоты, которой и заткнула рану, не решаясь нажать как следует из страха придушить раненого. Прекратившиеся было хрипы возобновились, и Амброджио произнес несколько едва различимых слов.
— Что он сказал? — спросил Ларри.
Домитилла не ответила. Она смотрела на лежащее перед ней тело отца, мотая головой, словно не веря своим глазам. В последней судороге раненый перевернулся на спину, запрокинув голову, так что виден был только его длинный нос, выступавший между впалых, плохо выбритых щек. Рука судорожно сжала пропитанную кровью тряпку. Потом тело сотряс еще один спазм, оно дернулось и выпрямилось. Изо рта хлынула кровь. Тело замерло.
— Мне кажется, что все… все кончено, — прошептал Ларри бесцветным голосом.
Домитилла никак не отреагировала на его слова. Скривив губы, с остановившимся взглядом, она, казалось, не имела к происходящему никакого отношения.
— Домитилла, вы спасли мне жизнь! — задыхаясь произнес Ларри. — Как вам это удалось? Это было ужасно, я не мог дышать… я не мог ничего сделать, а лезвие было уже у горла… Откуда вы взяли силы оттолкнуть его в последний момент и… бросить вперед…
Она на минуту закрыла глаза и выдохнула.
— Потому что я знала, что он собирается тебя убить, убить из-за меня, — произнесла она жалобно. — Когда он увидел меня голой перед тобой, это привело его… в бешенство, какого я у него еще никогда не видела. Я… потянула его назад изо всех сил… Он отбивался и пытался ухватить меня за волосы… я оттолкнула его, он потерял равновесие и всем своим весом обрушился… Ох, это зеркало… говорила я тебе, что оно приносит несчастье… — С гримасой отвращения она отвернулась от трупа. — Не могу в это поверить, не могу… — шептала девушка.
Он с трудом приходил в себя и ничего не ответил. Она смотрела на него, как затравленное животное
— Это сделала не я, ну скажи, что это сделала не я…
— Прекратите мне тыкать, особенно сейчас! — воскликнул Ларри в отчаянии. — Я же говорил, что не могу взять вас с собой. А он подумал, что я воспользовался его отсутствием и набросился на вас. Любой бы отец так отреагировал. Какая неосмотрительность, Домитилла!.. И какая ошибка с моей стороны ответить на ваше письмо и прийти сюда… Я чувствую себя виноватым. Посмотрите, в каком положении мы с вами оказались.
Она подавила рыдание, и он заметил, что девушка дрожит.
— Во всем виновата я, — произнесла она упавшим голосом. — Зачем я разделась?.. То, что вы сказали ему обо мне, было грубо, но вы имели право так говорить… Я так хотела вас привлечь, чтобы вы согласились взять меня с собой… Он обезумел от этого… Не могу поверить, что это сделала я…
Она начала бормотать что-то невнятное, и Ларри понял, что необходимо действовать немедленно.
— Ладно, теперь надо выпутываться из всего этого, — сказал он. — И прежде всего известить военную полицию. Вот что я им скажу: ваш отец был моим информатором, и я пришел сюда за сведениями, которые он для меня раздобыл. Дверь открыли вы и, обезумев от ужаса, рассказали, что его только что зарезал кто-то, кому он сам открыл дверь. Убийца скрылся. Вы слышали только становившийся все более жарким спор, потом крик и звук шагов убегавшего по лестнице человека… Вы бросились в комнату и увидели отца, плавающего в луже крови. Вы можете добавить, что убийство могло быть связано с моим приходом… Сейчас в городе полно всяких темных историй и убийств, причиной которых становится борьба преступных кланов, которые истребляют друг друга, и никто не захочет расследовать это дело дальше.
Ему казалось, что он нашел удачный выход. Домитилла приподнялась. Выражение ее лица вдруг изменилось, казалось, она чем-то напугана.
— Никогда на Ривьера-ди-Кьяйя не было преступлений, связанных с каморрой! Все знали, что вокруг отца крутились негодяи, которые якшались скорее с фашистами, чем с бандитами, хотя…
Она снова заплакала.
— Все эти члены Большого фашистского совета, торговавшие контрабандой на виа Форчелла благодаря его связям, ничего не давая ему взамен… Эти типы были должны ему кучу денег, да, он сам мне об этом говорил… Они захотят отомстить мне, если я скажу, что отца убил кто-то из них… Хотите пример? В прошлом месяце возле Меркато было совершено убийство, и брат жертвы обвинил одного своего делового партнера… Так вот, этого брата нашли на Корсо без мизинца! Его ему просто отрезали… Да, мотив преступления отыскать легко, достаточно будет сказать, что отец потребовал вернуть долг, но если я это скажу, то заплачу жизнью… Может быть, они даже не станут ждать, пока меня допросит полиция… Меня… Что они сделают?.. Я только знаю, что сюда уже никогда не вернусь…