Шесть тетрадок
Шрифт:
— Эх, Мишка. Растяпа.
Теперь взрослая женщина села за письменный стол и сидит, вся обвешанная бумажками. Никто не обращает на это внимания, как будто так и надо.
Женщина сказала в телефон:
— Не забудьте отретушировать фотографию. Номер? Сейчас скажу.
Она отколола от воротника листочек, развернула и прочла:
— «Двенадцать восемнадцать!»
Потом кинула бумажку на подоконник. Мишка заглянул в листочек. Там было написано: «Отретушировать 1218».
Телефон зазвонил, она сняла трубку:
— Хорошо,
Она написала новую записочку, взяла из коробки на столе булавку и приколола записку на рукав.
— Что ты на меня так смотришь? — спросила она Мишку. — Смотрит, как будто видит что-то необыкновенное. Я для памяти прикалываю записки. У меня же не сто голов. Запишу и приколю. Сделаю дело — отколю. Очень удобно. Я весь день бегаю, то наверх, то в типографию, то к художнику. Все мои дела при мне. А запомнить нельзя, это только Мельниченко думает, что можно. У меня же одна голова, а не сто.
Она вовсе не была сердитой. Просто у неё одна голова. А не сто. Мишка подумал, что тоже будет привешивать записки, и тогда он не будет ничего забывать. Надо только выпросить у бабушки булавок.
Женщина отцепила от себя ещё одну записку:
— Боже мой! Срочно уменьшить формат снимка на первую полосу! Срочно! А я чуть не забыла.
Она кинула клочок на подоконник. Мишка прочитал: «Уменьшить Дусю Колобкову».
И вдруг он увидел, что эта женщина пошла к той самой маленькой двери и уже взялась за ручку.
— Стойте! — закричал Мишка несвоим голосом. — Нельзя! Опасно для жизни!
Но она уже открывала страшную дверь.
Как заморозили землю
Мельниченко вместе с начальником шахты Бобровым спускаются в забой. Станция Охотный ряд готова, но не решена ещё одна важная проблема: как построить наклонные тоннели для эскалаторов?
— Приглашали иностранных инженеров, — рассказывает начальник шахты. — У них таких грунтов нет, они не знают, как к ним подойти. Понимаешь, Мельниченко, в чём сложность? Тоннель должен быть под определённым углом — тридцать градусов. А грунты плывунные, вся толща насыщена водой. Ни один способ, известный в мировой практике, не годится.
Мельниченко и Бобров шли по ярко освещённому тоннелю. Гладкие бетонные стены, сухо, чисто. Почти готовое метро, только рельсы ещё не проложены.
— Не капает? — Мельниченко показывает длинным пальцем на свод тоннеля.
— Не капает, — смеётся Бобров. — Я этот лозунг днём и ночью помню: «Чтобы не капало». Нет, не капает.
— А с наклонными тоннелями, значит, пока не нашли решения?
Бобров хитровато поглядывает. Всё-то этим журналистам хочется поскорее узнать. Погоди, помучайся немного.
— Не так всё просто, — тянет Бобров. — Однако кое-что ищем, думаем. Не только у вас в редакции умные люди сидят. Придумываем кое-что и мы.
— Эй,
Мельниченко надо спешить. Важно сообщить новость в завтрашнем номере «Проходчика». Новость должна быть новой, свежей, иначе газетчик не газетчик.
— Говори, разбойник, вижу тебя насквозь.
— Да не тряси меня. Скажу. Сказал — скажу, значит, скажу.
Мельниченко достаёт растрёпанный блокнот и смотрит на Боброва, не спуская глаз. И начальник шахты начинает говорить серьёзно:
— Пиши. Вчера на коллегии принято решение: заморозить грунты в наклонных тоннелях. Дороговато, но другого выхода нет. Вокруг будущего тоннеля создаётся зона искусственной мерзлоты. Мороз скуёт плывуны — можно вести проходку.
— Открытие? — Глаза у Мельниченко загораются.
— Как тебе сказать? Ещё сто лет назад золотоискатели пользовались лютыми сибирскими холодами, чтобы в заболоченных местах добраться до золота. Дождутся мороза, вынимают лёд, а вода промерзает всё глубже. Снова вынимают лёд и наконец доберутся до дна, до золота. Но там естественный мороз, а у нас искусственный мороз. Мы опустим под землю, трубы, по ним пойдёт холод от специальной холодильной установки. Вокруг трубы грунт промёрзнет, получится прочная ледяная стена.
— Великолепно! — Мельниченко хлопнул себя блокнотом по колену.
— Тогда и начинается проходка, — весело закончил начальник шахты. — Сам понимаешь, придётся проходчикам даже летом надеть тёплую одежду. Внизу будет мороз градусов пятнадцать. Готовим ватные костюмы.
Мельниченко закрыл блокнот, убрал в карман карандаш. Про вечное перо Мишка тогда выдумал. Не было у журналиста вечного пера.
Куда исчезал метростроевец
— Что ты кричишь? — закричала Милочка и перестала печатать.
В комнате стало тихо. Все уставились на Мишку. Тихоталь размотал шарф и положил на место телефонную трубку.
— Она вошла в ту комнату! — объяснял Мишка. — Я сам видел: открыла дверь и вошла.
— Кто? — спросила Милочка. — Кто?
— На которой листочки висят.
— Листочки? — сурово повторила Милочка. — Ты опять?
Мишка чувствовал, что вместо того, чтобы объяснить, он опять всё запутывает.
— Успокойся, будь мужчиной, — сказал Тихоталь.
Блондинка и брюнетка перестали писать, блондинка сказала:
— Нервный мальчик.
— Женщина, на ней бумажки приколоты! — снова сказал Мишка. — На двери написано: «Не входить под страхом смерти!» А она вошла! Я сам видел!
Мишка никогда не слышал, чтобы люди так громко и дружно хохотали. Тихоталь бросил на пол свой лохматый шарф и стал сползать со стула.
— Ох-ох-ох, — смеялся он и показывал пальцем на Мишку. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни одного слова.
Блондинка и брюнетка рыдали от смеха.
— Не могу! — кричала брюнетка.