Шестая книга судьбы
Шрифт:
Вопрос Вангера о возможности поездки в Россию был праздным. Как профессор древней истории, он не мог в свое время не побывать в Риме, Афинах и некоторых других местах поблизости. Несколько раз порывался посетить раскопанную Шлиманом в Турции Трою, но это уже больше на словах, чем на деле. Что же касалось России, вернее Советского Союза, то этот разговор он завел исключительно ради гостя.
— И все же, господин Белов, каковы ваши прогнозы относительно англичан?
— Они не сдадутся.
Эти слова были произнесены тихо, без малейшего колебания
— Серьезно? Вы так считаете?
— Настоящая война еще не начиналась — Эрих стал собираться. — Уже поздно, господин Вангер. Как говорят у нас: пора и честь знать. Значит, эти три книги я могу взять? Огромное вам спасибо.
Когда он прощался с фрау Вангер, из своей комнаты вышла Эрна.
— Вы к нам еще придете, дядя Эрих? — спросила она так, будто была знакома с ним с детства.
— Непременно, дочка. Через две недели.
— Тогда напомните мне рассказать вам, как наш Мартин дрался на дуэли, — обрадовалась она.
— Эрна, ты всем уже надоела с этой историей, — смутилась фрау Вангер. — Не слушайте ее. Когда это было.
С этого дня Эрих стал регулярно посещать Вангеров. Вскоре они с профессором, несмотря на некоторую разницу в возрасте, перешли на «ты». Белов по-прежнему всячески обходил в разговорах тему войны. Высадка немецкой танковой дивизии в Тунисе и первые победы Роммеля, занимавшие всех в начале весны сорок первого года, его совершенно не трогали.
— Он сознательно дистанцируется от современной действительности, — сказал как-то Вангер жене. — Особенно от всего, связанного с нашими победами.
— Неудивительно. Это реакция человека, с которым не только поступили жестоко, но не хотят платить даже мизерную пенсию.
В начале лета Эрих пропал. Через две недели после его последнего визита Германия атаковала границы СССР, и профессор в который уже раз зачитывал дома всякие обращения и речи. В этот момент он вспомнил слова русского, произнесенные им осенью 40-го: «Настоящая война еще не начиналась».
«Надо будет попытать Эриха, когда он появится снова», — решил Вангер. Но тот больше не приходил.
Авл Элианий подрезал ветки розового куста в своем дворе.
— Так ты, говоришь, они казнили Юлия Цезаря? Ты, верно, что-то напутал, Кратил.
— Я ничего не напутал, доминус. Об этом знает весь город. Вчера утром его умертвили в Мамертинской тюрьме.
— Гая Юлия Цезаря? Того самого, что на каждом углу рассказывал о своем божественном происхождении? Одна из прабабок которого сама богиня Венера?
— Да. Того самого молодого патриция Теперь его тело доплыло уже, должно быть, до Остии.
— Да чушь собачья!
Элианий повернулся и направился в дом.
«Казнили Цезаря! — восклицал он про себя. — Цезаря, который еще только скажет, что лучше быть первым в маленькой деревне, чем вторым в Риме. Того, кто еще не выдвигался даже на должность городского
Он прошел в свои апартаменты, вынул из-под кушетки большой потертый кожаный пенал и, открыв его, еще раз извлек тугой свиток. Пожелтевший, а местами покрытый коричневыми пятнами пергамент был мелко исписан колонками текстов на греческом или на каком-то другом, похожем по графике языке. «А ведь Кратил должен понимать по-гречески», — подумал Элианий и крикнул в окно:
— Кратил!
Когда раб появился, Элианий усадил его за стол и ткнул пальцем в развернутый свиток.
— Сможешь прочесть?
Изобразив на лице смесь страха, удивления и благоговения, грек уставился на древний пергамент.
— Доминус, это та самая…
— Читай!
Элианий отошел к окну, отвернулся и приготовился услышать какую-нибудь древнюю галиматью, растолковать которую могли только хитроумные и плутоватые децемвиры. Кратил между тем склонился над свитком и стал водить пальцем по строчкам, беззвучно шевеля губами.
— Ну!
— Сейчас, сейчас… так… «Перси Фоссет был человеком практического склада ума и… отличился как солдат, инженер и спортсмен. Его рисунки получили признание Королевской академии. Он играл в… крикет, защищая честь своего графства. В двадцать лет без посторонней помощи Фоссет построил две великолепные гоночные яхты и получил патент на открытый им принцип сооружения судов, известный под названием „ихтоидная кривая“…»
— Постой, постой, ты чего мелешь? — остановил его Элианий. — Какой еще Фоссет? Какая там кривая?
— Здесь так написано.
Элианий несколько секунд осмысливал услышанное, затем промотал свиток дальше и снова ткнул пальцем в текст наугад.
— А здесь?
— Так… «перуанский лес, позволив заглянуть в свою душу, потребовал взамен плату — жизнь Перси Фоссета…»
— Достаточно, — прервал его хозяин. — Все ясно. Ты свободен.
Кратил поднялся, отошел и в нерешительности остановился возле двери. Он хотел что-то спросить.
— Это не то, о чем ты подумал, — сказал ему Элианий, убирая свиток в пенал и бесцеремонно зашвыривая его обратно под кушетку. — Ступай. Сходи-ка на рынок да купи чего-нибудь. И обязательно несколько бутылок «баварского».
«Где бы лучше всего спалить жизнеописание этого английского джентльмена? — размышлял Вангер-Элианий, когда раб удалился. — В очаге на кухне или с кучей старых листьев в саду?»
— Пап, а па-а-ап! Расскажи, как ты попадаешь в прошлое.
— Это сложно, Кай. Ты еще маленький и не поймешь.