Шестая жизнь тому вперед
Шрифт:
— Раоми совершил кощунство, отказавшись выполнить волю Царя царей. Совет жрецов решит судьбу Раоми. Верховный сановник продолжал, когда жрец умолк:
— Ты талантлив, юноша, ты возведешь усыпальницу. Фараон кивнул и встал. Прием закончился. Я выбежал из тронного зала, перехватив насмеш— ливый взгляд Ахрома, Помчался к учителю, чтобы передать ему слова вер— ховного жреца, но Раоми не дал мне говорить:
— Я знаю все, — сказал он. — Жрецы давно хотят избавиться от меня. А теперь представился случай. Они могут обвинить меня в кощунстве, даже если я возьмусь за строительство усыпальницы. Ведь я стар, могу умереть
Совет жрецов решил судьбу учителя. Раоми вышел проводить меня, мы попрощались, и я ушел, глубоко задумавшись. Сзади послышались крики, я обернулся. Учитель лежал на камнях, убийцы склонились над ним. Я крикнул и бросился назад. Увидев меня, убийцы разбежались. Раоми был мертв, тем торчал у него между лопаток. Я рыдал, как женщина, и в конце концов упал в беспамятстве.
Я провалялся в болезни две недели. Сначала бредил, и мне виделись ожившие памятники, потрясавшие каменными руками, каменные лица с нубийс— кими приплюснутыми носами хохотали гулким смехом…
Богам было угодно, чтобы, едва я начал понемногу вставать с постели, ко мне явился сам верховный сановник Фалех, Меня призывал Царь царей. Зачем?
Слуги повели меня под руки, а Фалех шел рядом и говорил:
— Раоми понес заслуженную кару, ибо перед богами равпы и простой зем— лепашец, и великий скульптор. Царь царей даст тебе новый заказ. Но ты не должен удивляться. Ты должен помнить: то, что происходит в Кемте, угодно богам…
Когда мы подошли к тронному залу, слуги отпустили меня, и мы с вер— ховным сановником вошли вдвоем. Я поднял голову к возвышению, на котором стоял трон, и посреди зала упал на колени, ибо силы оставили меня, когда я увидел.
На троне владыки Кемта восседал, величественно подняв голову, осенен— ную уреем нубиец Ахром.
— Раб?! — вырвалось у меня. Лица писцов вытянулись, а нубиец, отшвыр— нул в сторону кнут и связку прутьев — символы царской власти — бросился на меня. Схватив меня за волосы, он прохрипел:
— Ты — мой раб! Ты — мой пес! Стоит мне пожелать, и тебя раздавят!
Ахром был смешон в эту минуту гнева, потому что до сих пор фараоны вершили дела как боги — одно короткое слово, один скупой жест… Нубиец понял свою ошибку, вернулся к трону.
— Но ты не умрешь, — сказал он. — Нам нужно твое искусство. Я, Хафра, владыка Верхнего и Нижнего Кемта, сын Озириса, нареченный брат Хуфу, по— велеваю тебе, Минхотеп, высечь мою статую для тронного зала с тем, чтобы эта статуя стала образцом для всех последующих скульптур, рельефов и изображений.
— Я выполню все, что ты приказал, о владыка, и да будет вечно сиять твое величие над страной Озириса, — то был шепот Фалеха, достаточно чет— кий, чтобы его мог услышать тот, кому он предназначался. Я понял, что спасло меня от мести нубийца: глиняная модель, которую я вылепил по при— казу учителя. Сейчас, когда случай так странно вознес раба над смертны— ми, Ахром понимал, что только искусство скульпторов, художников и писцов придаст ему то неземное совершенство, которое неспособны дать ни самые стремительные колесницы, ни несметные сокровища, ни победы над ливийца— ми…
Мне пришлось повторить вслед за Фалехом: «И да будет вечно…» Я был слаб, очень слаб. И предал учителя.
Только впоследствии мне стали известны кое-какие подробности возвыше— ния Ахрома, Дворцовые тайны хранились свято, ничто не могло открыть их потомству: ни пирамиды, ни храмы. В печах сгорали папирусы, стирались в пыль таблицы, стачивались неугодные надписи на вечных камнях пирамид и склепов. Вот почему истинная причина гибели молодого Джедефре и стреми— тельного возвышения Хафры никогда не будет раскрыта.
В детстве Джедефре воспитывался не жрецами, а неким мудрецом Шамаи— лом, которого покойная царица дала в наставники сыну. Шамаил внушал ца— ревичу отвращение к золоту и войнам, любовь к искусству и поэзии. Совет жрецов обвинил мудреца в святотатстве и сослал в каменоломни Силили, где тот вскоре погиб. Джедефре отдали под надзор жрецов храма Птаха, Но нас— ледник возненавидел своих новых наставников за убийство Шамаила, и жрецы усердно молили богов, чтобы те продлили бесценную жизнь Хуфу. Но этого было мало, и верховный жрец Хаорес подумывал о смене династии. Он мог сам стать фараоном, но тогда получил бы могучего противника в лице вер— ховного сановника. Возникла бы смута, война — этого жрецы не хотели. Тогда они обратились к Фалеху. Поразмыслив и посовещавшись, верховный жрец и верховный сановник решили посадить на престол человека, полностью покорного их воле. Управлять Кемтом, оставаясь в тени. Вот тогдато мно— гоопытный Фалех и вывел в свет нубийца, заметив в Ахроме — все же он был сыном царя — удачное сочетание вл-астолюбия, сметливости, завистливости и покорности богам.
Ахрома-Хафру представили как нареченного брата Хуфу, который юные го— ды провел в жреческой школе храма Ра. Выдать нубийца за жителя Кемта не— легко, и Хафра первое время не покидал пределов дворца. Потом выход был найден: слой румян, накладная борода… Издалека нубийские черты лица владыки, оставшегося рабом, не бросались в глаза. А вблизи… Владыку видят не таким, каков он на самом деле, а таким, каким его изображают художники, скульпторы, писцы, сказители. Они должны были создать Хафру для народа Кемта. И создали. Я был среди них. Более того: я создал новый канон. Наверно, мой поступок достоин презрения, но тогда все виделось мне в ином свете, а многого я просто не понимал. Судите сами.
Помню: из тронного зала меня вывели все те же слуги, посадили в по— возку и куда-то долго везли. Соображал я плохо и весь дрожал. Забылся тяжелым сном и очнулся в комнате с широким окном, затянутым тонкой брон— зовой сеткой. В этой комнате я провел десять дней, не видя никого, кроме рабов, приносивших мне еду и воду. Силы вернулись ко мне, но на душе бы— ло тяжело.
Лишь на одиннадцатый день вместо раба на пороге появилась девушка с черными волосами и тонкими руками.
— Кто ты? — спросил я.
— Иддиба, рабыня дочери верховного сановника Фалеха. Госпожа хочет видеть тебя.
Мы вышли в сад. Рабыня быстро шла по запутанным тропинкам. Деревья расступились, открыв небольшой пруд с белыми кувшинками. В воздухе про— пела стрела и вонзилась в ствол акации. Возле пруда появилась Юра с лу— ком в руках.
— Испугался? — воскликнула она, довольная своей шуткой.
— Нет, госпожа. Где я, что все это значит?
— Иди за мной, Минхотеп.
В дальнем конце сада стояло невысокое строение с решетчатыми окнами. Вслед за Юрой я вступил в сводчатое помещение, пол которого был устлан мягкими циновками.