Шестерки умирают первыми

Маринина Александра

– Вы не поняли, Иван Алексеевич. Вы, конечно, во всем правы, я могу взять в руки книги и за три дня въехать в проблему. Но я не хочу.

– Но почему же?

– А потому, что мне это скучно. Деньги никогда не бывают первопричиной убийства. Они могут быть поводом, они даже могут быть второй причиной. Но первой – никогда.

– И опять я вас не понял. Я всегда считал, что деньги, корысть – одна из самых распространенных причин, по которым одни люди убивают других. Разве нет?

– Нет, конечно. Причина совсем в другом. Причина в том, для чего человеку нужны эти самые деньги. И ответ на этот вопрос лежит в области обычных человеческих чувств, а никак не в области экономической теории. Человек хочет власти. Он хочет физического и

материального комфорта. Или психологического комфорта. Или он хочет добиться женщины, которую любит. Или он хочет сохранить свою жизнь. Для всего этого могут быть нужны деньги. Но если бы для этого были нужны не деньги, а что-нибудь другое, он бы все равно убил, только не того, у кого есть деньги, а того, у кого есть это «другое». Но он бы все равно убил. Потому что то главное из области человеческих чувств, ради чего он убивает, оказалось сильнее, чем библейский запрет убивать. Вот что мне интересно, Иван Алексеевич. Мне не важно, каким способом человек получает деньги, как он их ворует и отмывает, потому что для этого есть служба борьбы с экономическими преступлениями и служба борьбы с организованной преступностью и коррупцией, где вы и трудитесь, товарищ генерал. Мне важно понять, зачем человек это делает. Мы как-то привыкли, что ответ «он хочет иметь много денег» сам по себе является окончательным и никаких дальнейших разъяснений не требует. Дескать, желание иметь много денег абсолютно естественно, так же, как желание жить и сохранять при этом свободу.

– А что, на самом деле это не так? – иронично поинтересовался генерал.

– Конечно, нет. Желание жить заложено природой, это нормальный здоровый инстинкт. А вот желание иметь много денег – это уже сложнее. Что человек будет делать с этими большими деньгами? Потратит на еду? На путешествия? На создание надежной охраны вокруг себя? На женщин? Пустит в оборот? Или положит в чемодан, как Корейко, потому что для него психологический комфорт, осознание себя миллионером, вполне самостоятельная ценность? Вот что важно, Иван Алексеевич. Потому что на убийство идут ради этого, а деньги – это так, вторично.

– Значит, вы всерьез допускаете, что за убийствами Агаева и Тарасова могут стоять вовсе не денежные интересы?

– Допускаю. И если честно, мне бы хотелось, чтобы это было именно так. Чтобы деньги здесь оказались ни при чем.

– Почему же?

– А мне будет интереснее работать. Люди ведь намного интереснее экономических глупостей.

– Ну, стало быть, я был прав, взяв себе экономическую часть работы, а вам оставив житейскую психологию.

Они давно уже подошли к метро и стояли на открытой платформе на пронизывающем ветру.

– Вы сейчас куда едете? – спросил Заточный.

– Домой. Я жутко замерзла, и, кроме того, мне необходимо влить в себя литр крепкого кофе, иначе я не человек, а дохлая кошка.

– Господи, ну почему вы мне не сказали, – огорченно произнес Иван Алексеевич. – Я бы не таскал вас по парку, а пригласил бы к себе домой.

Голос у него был виноватый, но глаза снова засветились теплым светом, говоря собеседнику: «Да, я не прав, но вы же не будете на меня сердиться, правда? Потому что вы не можете на меня сердиться. Потому что я все равно вам нравлюсь, и вы мне все прощаете».

– И заставили бы есть овсянку? – улыбнулась Настя.

И снова, глядя в его желтые тигриные глаза, Настя подумала, что это просто удивительно, до какой степени он ей нравится. Ей никогда раньше не нравились мужчины такого типа. Что это с ней происходит?

3

В воскресенье с утра Кира собралась на рынок и за продуктами. Большинство магазинов по воскресеньям не работали, но гастрономы в центре города все-таки были открыты. Глядя, как она одевается, Платонов еще раз повторил ей свое сегодняшнее задание: Кира должна была дозвониться до Каменской и передать ей подробную информацию о том, что Дмитрий делал в понедельник, вторник и среду перед тем, как исчез. Такова была просьба Каменской, и Платонов счел ее вполне разумной и правильной.

Дозвониться до Каменской с первого раза ей не удалось, к телефону никто не подходил.

4

Бывшего чемпиона Европы по стрельбе, а ныне командира отряда спецназа старшего лейтенанта Бориса Шалягина Чернышев сумел отловить только в воскресенье. Шалягин был в гараже, предпринимая отчаянные попытки вернуть к жизни неизлечимо больной «Москвич», и разговаривал с Андреем, лежа на спине под брюхом своей машины.

– Девятимиллиметровый «стечкин»? – переспросил он. – А чего, нормально.

– Чего нормально-то? – не понял Чернышев. – Говори толком.

– Любой хороший стрелок должен любить «стечкин», – пояснил Борис, шаря рядом с собой в поисках откатившегося в сторону болта. – Вот если бы твой клиент предпочитал что-нибудь другое, я бы еще подумал. А так – нормально.

– Как ты думаешь, он может быть сотрудником нашей системы?

– Запросто. Чем снайперу еще заняться, как не в спецназ идти? У спортсменов выбор-то небольшой, если они хотят сохраниться: или в спорте остаются, или к нам, в милицию, или, может, в ФСК, в «Альфу» какую-нибудь. Кому еще он нужен со своим специфическим мастерством? – Боря, подумай как следует, может ли такое быть, что у стрелка крыша поехала и он начал отстреливать всех подряд. Я хочу понять, должен ли я продолжать отрабатывать учеты психоневрологических диспансеров или можно поставить на этом крест.

Шалягин вылез из-под машины и принялся тщательно вытирать грязные руки тряпкой.

– У стрелка – может быть. У снайпера – никогда.

– В чем разница?

– Знаешь, как говорят у нас? Каждый снайпер – стрелок, но не каждый стрелок – снайпер. Стрелок – это мастерство, рука, глаз. Снайпер – это характер, тип личности, особая психика.

– Но почему? – удивился Андрей. – Я хочу понять, в чем разница. Может, это и есть то главное, чего мне не хватает, чтобы хоть что-то сдвинуть в расследовании.

Шалягин отшвырнул тряпку в угол, открыл двери машины, уселся на водительское место и достал из-под сиденья початую бутылку виски.

– Хочешь? – предложил он Чернышеву. – Только из горла, я тебя не ждал, стакан не захватил.

– Нет, спасибо, – отрицательно мотнул головой Андрей.

– Брезгуешь? Или трезвость блюдешь? – хмыкнул Борис, отпивая из бутылки солидный глоток.

– Блюду. Мне сегодня еще перед руководством появляться придется, с выхлопом нельзя.

– А, ну тогда конечно, – понимающе кивнул спецназовец. – Ты вообще-то о стрелковом деле хоть что-нибудь знаешь?

– Да практически ничего, – признался Андрей. – На уровне занятий по физподготовке. Нормативы выполняю, но наши нормативы по сравнению с большим спортом – нулевой класс начальной школы.

– Тогда я тебе в двух словах нарисую картинку, чтобы ты главное понял. Стрелок – это человек, который должен за контрольное время сделать определенное количество выстрелов, и пули попадут примерно туда, куда нужно. Ему надо суметь сосредоточиться на десять секунд, за это время десять раз выстрелить и постараться, чтобы все пули легли более или менее кучно. Чем меньше разброс, тем лучше. Через десять секунд он отстрелялся и может расслабиться, оправиться и покурить. А снайпер – это совсем другая песня. Снайпер – это охотник, который выбирает место, готовится и ждет. Часами. Сутками. И никаких «расслабиться, оправиться и покурить», потому что жертва может появиться в любую секунду, как раз в ту, когда ты отвлекся. Но самое главное – у снайпера есть только один выстрел. Ты понял? Только один. Не десять, как у стрелка, а один-единственный, от которого все и зависит. Вот, к примеру, преступник взял заложника и удерживает его в отдельном доме. Знакомая ситуация?