Шестнадцать зажженных свечей
Шрифт:
Ольга Пахомовна хмуро, даже ненавистно посмотрела на Костю.
— Ты меня, ангелочек, не осуждай.
— Я не осуждаю...— тихо сказал Костя.
— Небось, с папочкой и мамочкой живешь?
— Да.
— А мы с моим Славкой вдвоем,— ожесточенно сказала Ольга Пахомовна.
— Тетя Оля!— Лена легко коснулась плеча женщины.— Зачем вы? Опять...
— А затем! — сказала Ольга Пахомовна.— Больно много судей на меня развелось. Ну и что, если пью? На свои кровные гуляю. День работаю, день гуляю! Чего мне остается? Раз жизнь наперекосяк пошла.
—
— Что мама? Что мама? — Ольга Пахомовна посмотрела на сына и неожиданно беззаботно рассмеялась.— Ничего, не хуже, чем другие, живем. Вон какого орла вырастила! — Она ласково провела по голове Жгута нетвердой рукой, потом взглянула на Лену и Костю.— Вы молодые? И живите на всю катушку, пока молодость не прошла... «Хороши весной в саду цветочки!»— пронзительно пропела Ольга Пахомовна и, сорвавшись с места, сделала несколько танцевальных движений по комнате.— Я в ваши годы... Да и потом... Все меня Эфирным Созданием звали. На танцах равной мне не было. Не веришь? — Она подлетела к Косте.
— Почему не верю? — смутился тот.
— Вижу я: не веришь! — воспаленно возразила Ольга Пахомовна.— Я сейчас тебе покажу!
— Мама, не надо, пожалуйста!..— умоляюще сказал Жгут.
— А ты помолчи!
Ольга Пахомовна подбежала к радиоле, которая стояла в углу на стуле, включила ее, поставив пластинку. Похрипела иголка, и сквозь шорохи и время грянула полька.
— Не ту хотела! — возбужденно сказала Ольга Пахомовна.— Ладно! И полечка сойдет.
Эфирное Создание стала лихо отплясывать польку, громко пристукивая каблуками, и Костя увидел, что действительно получается все у нее пластично, красиво, только движения полных рук, вспархивающих над головой, были смешными.
Начали стучать в потолок.
— Ага! — закричала Ольга Пахомовна.— Таракан из спячки вышел! Под нами один хмырь пенсионный живет,— говорила она Косте, продолжая отбивать дробь каблуками.— Мы со Славкой его Тараканом зовем. Все доносы пишет в разные конторы. У-у! Тараканище! — погрозила она полу и, подлетев к радиоле, пустила ее на полную мощность.
Теперь стучали в стену с ковриком.
— Так,— злорадно сказала Ольга Пахомовна.— Квашня включилась. Там у нас Квашня живет, она же мадам Пельзицкая. «Ах, я пани! Я из Кракова!»
Полька кончилась, некоторое время скрежетала пластинка, потом сработал стоп-механизм, громко щелкнув. В потолок и стену продолжали стучать.
Ольга Пахомовна неверной походкой пошла к радиоле, но возле серванта вдруг остановилась, повернулась к Косте:
— Ты, наверно, любишь книжки читать?
— Люблю...— растерянно сказал мальчик.
— Тогда... забирай! — Ольга Пахомовна открыла деревянную створку серванта, на пол полетели книги. Костя успел прочесть названия: «Королева Марго», «Три мушкетера», «Воскресение».— Мой охламон все равно не читает. Зачем добру так валяться? Бери, бери!
И в это время громко застучали во входную дверь.
— Жоржик! — радостно закричала Ольга Пахомовна.— Его стук!
Она ринулась к зеркалу, стала поправлять прическу.
Жгут с хмурым лицом пошел открывать дверь.
Скоро он вернулся, а за ним развинченной походкой в комнату вошел мужчина неопределенного возраста в клетчатом костюме. У пришельца были продолговатое бледное лицо, длинный хищный нос с горбинкой, глубокие глазницы, такие глубокие, что тень скрывала глаза. Движения мужчины были гибкими, плавными, и Костя подумал, что клетчатый незнакомец похож на удава.
— Жоржик! Миленький! — заворковала Эфирное Создание, направляясь к гостю танцующим шагом.
Жоржик протянул Жгуту сверток, сказал ровным, бесцветным голосом:
— Пузырь — в холодильник, отбивные — на сковородку...— Он скользнул взглядом по Лене и Косте.— Остальные — кыш!
— Пошли,— сказала Лена, взяв Костю за руку.— Нам тут больше делать нечего.
Костя и опомниться не успел, как они оказались во дворе.
— Постоим под липой,— тихо предложила Лена.
Все, что происходило, Костя воспринимал как сон: она с ним! Рядом. Если решиться, можно тронуть ее рукой.
— Гад полосатый! — вдруг со злостью сказала Лена.
— Кто?..
— Да этот, новый хахаль Эфирного Создания. Придет и всех гонит. Вот до него был дядя Петя, «сантехник первого класса».— Лена коротко хохотнула.— Он так сам себя называл. Напьется и проспит весь вечер на диване. Только похрапывает под музыку!
Костя изумленно молчал.
Они стояли под старой липой. Был поздний вечер, и, похоже, опять собирался дождь.
— И почему все так? — снова заговорила Лена.— Ведь Эфирное Создание хорошая, добрая, веселая, И Жгута любит. А он ее, по-моему, еще больше. Только Жгут...— Лена вдруг оборвала себя.
— Что? — спросил Костя.
— Поклянись, что никому ни слова.
— Клянусь.
— Понимаешь... Жгут ворует. Иногда...
— Ворует? — ахнул Костя,
— Да...— Лена говорила шепотом.— Это редко бывает. Он для матери.
— Для матери? Это как? Зачем?
— Ну... Ей иногда позарез надо опохмелиться. Иначе, говорит, умереть можно...
— Лена,— перебил Костя,— значит, вы там, у Эфирного Создания, пьете?
— Кто сейчас не пьет? — сказала девочка.— Вопрос в том, как пить. Мы — по капельке, для веселья. Лично я пью так. Ты слушай. Вот ей надо опохмелиться, а денег на вино нет. Тогда Жгут и ворует. Один раз с подоконника на первом этаже аквариум с рыбками спер.— Лена посмеялась.— И загнал Глоту.
— Кому?!
— А! Барыге одному. Глот — перекупщик краденого. Я с ним, правда, незнакома. Ребята рассказывали. Да ты что на меня так смотришь? Жгут воровал раза два или три, когда Эфирному Созданию совсем плохо становилось.
— А она знает...— Костя запнулся,— ...что Жгут ворует?
— Да ты что?! — всплеснула руками Лена.— Жгут говорит, кореша выручают. То есть мы. Хорошо, ни разу не попался Жгут. А то... Точно пристроили бы его куда-нибудь в интернат или даже в колонию.
— Просто я не знаю, что и подумать,— сказал ошеломленный Костя.