Шестнадцать зажженных свечей
Шрифт:
— Сказал, сделаю — и сделаю. %
— Давай вместе займемся? — предложил Владислав Константинович.
— Вы серьезно? — не поверил Дуля.
— Конечно, серьезно!
— А когда можно прийти?
— Будет свободное время — и приходи.
— Да он всегда свободный,— буркнул Жгут.
— У нас времени навалом,— сказала Лена.— Даже неизвестно, куда его девать...
— Только сейчас у нас его,— перебил Очкарик,— не очень-то много.
— Ты не паникуй, внук.— Владислав Константинович посмотрел на открытую дверь
— Да,— ответил Очкарик.— Сказали, что через неделю...
Все посмотрели на открытую дверь балкона, за которой ласково шумела листьями липа.
— Нет, это надо додуматься,— снова заговорил старик. — Поднять руку на такую красавицу! Это же не просто дерево! Это символ жизни! А что значит эта липа для нашего двора? Для всех людей, которые живут в каменных громадах?
— А для тебя? — сказал Очкарик.— Разве ты, дед, проживешь без нее? — Мальчик повернулся к ребятам.— Летом для деда эта липа — спасение. У него же астма. Липа воздух очищает, вентилирует, не пускает сюда со двора бензинный дух, всякие там магазинные запахи.
— Все это так, Витя,— задумчиво сказал Владислав Константинович.— Но, пожалуй, еще важнее другое. За последние шестнадцать лет липа под окном стала для меня родной. А еще точнее, родным живым существом. Она мой сад, мой океан, мой друг и собеседник. Мы с ней проводим многие часы вдвоем, каждый день. Витя в школе, остальные на работе. Мы с ней разговариваем. Ранней весной я вижу, как в ее старых ветвях пробуждается жизнь. Летом, вот сейчас, она, когда поднимается ветерок, рассказывает мне всякие истории.— Старик посмотрел на балкон.— Вы прислушайтесь...
Под легким ветром липа тихо лопотала что-то своими листьями.
— Еще на этой липе скворечник есть,—сказал Жгут.—Чуть ниже, примерно на уровне третьего этажа. Я сам прибивал.
— Да-да! — обрадованно сказал Владислав Константинович.— Скворечник мне не виден, но я знаю, что он есть. А скворец в этом году, глава семейства, ну и певец, доложу вам! Мы с ним друзья, я про себя его Карузо зову. Уж больно хорошо поет, стервец!
Все засмеялись, но смех перебил Очкарик:
— Все-таки что будем делать?
— Я по телефону пытался выяснить...— сказал Владислав Константинович.— Вежливо объяснили: все документы оформлены, есть разрешение, Я — спорить. Иронизируют: старческие, мол, причуды, И деликатно намекают: из ума выживаю.
— А Мамонт-то,— перебил деда Очкарик,— все по-тихому провернул. Если бы не тетя Зина... Она в магазине кассиршей. Шепнула мне...
— Время у нас действительно еще есть,— сказал Владислав Константинович.— Тебе, Витя, кто про неделю сказал?
— Да в ДЭЗе.— Очкарик немного заикался, наверное, от волнения.— Лысый такой и в глаза не смотрит. Пробурчал, что какой-то трест, что ли, который озеленением Москвы ведает, раньше, чем через неделю, специалиста прислать не может.
— Зачем же он это тебе сказал? — удивился Владислав Константинович.
— А пошутить изволил. «Любуйтесь,— говорит,— своей липой еще неделю».
— Удивительные люди появились за последние шестнадцать лет,— сказал Владислав Константинович.
— Только ты, дед, не волнуйся, пожалуйста! — Очкарик с тревогой смотрел на своего деда.
— Да не волнуюсь я, не волнуюсь! В одном беда. Ведь пока все наши протесты — разговоры и телефонные звонки. Сотрясение воздуха.
— Вот что! — Костя даже вскочил со стула.— Надо заявление написать в защиту старой липы...
— И пусть все жильцы подпишутся,— добавил Очкарик.
— Мальчики, какие вы умные! — серьезно сказала Лена.
...Через два дня в кабинете начальника ДЭЗа — дирекции по эксплуатации зданий — товарища Метелкина В. А. (так значилось на табличке, прикрепленной к двери) вошли трое: Костя, Очкарик и Лена.
— Вот.— Костя положил перед товарищем Метелкиным В. А. двойной лист, вырванный из тетради. Почти всю его правую половину покрывали столбцы подписей жильцов дома.
Сверкая лысиной, Метелкин В. А. в один миг прочитал заявление, его чисто выбритое лицо омрачилось:
— Безобразием занимаетесь, граждане,— вздохнув, сказал он,— У нас вон капитальный ремонт в тридцати процентах жилого фонда, а вы со всякой ерундой.— Он еще больше омрачился.— Однако раз написали, мы вынуждены реагировать...
— Вот и реагируйте, как надо,— сказал Костя.
— Будем. Будем реагировать.— Начальник ДЭЗа зашелестел бумажками по столу.— Скопившиеся дела будем решать...— он заглянул в календарь, который лежал под стеклом,— ...через одиннадцать дней. Черт знает, на что время у занятых людей отрывают. И опять мне в трест озеленения звонить, откладывать.
— Откладывайте навсегда,— посоветовал Костя.
— Не учите меня, молодой человек.
И на этом аудиенция закончилась.
На крыльце их ждали Жгут и Дуля.
— Ну? Чего? — спросил Дуля.
— Никуда они не денутся,— сказала Лена.— Считайте, что дело сделано! А как Пчелка разговаривал с этим лысым! Полный отвал!
...Ребята шли к старой липе. Вдруг против своей воли Костя остановился, будто налетел на невидимую преграду: под деревом стоял Муха. Руки в карманах, улыбка на лице.
— Вот и все общество,— сказал он вроде бы ни на кого не глядя.— Мужественные борцы за справедливость. Нет, что творится на белом свете! — И вдруг он резко повернулся к Косте.— Значит, мое предупреждение по боку? От Ленки не отлипаешь? Ладно... Не дрожи. Сейчас бить не буду.
— Это ты не дрожи,— спокойно сказал Костя, прямо глядя на Муху.— Это я тебя бить не буду.— И он шагнул к противнику.
На лице Мухи мгновенно отразились самые разные чувства: недоумение, растерянность, тень испуга...