Шестое действие
Шрифт:
Он подоспел к кофе. Этот напиток, с начала века известный в портовых городах империи, особенно на Юге, лишь недавно распространился в обществе Эрденона. Мерсер, как и эйсанский рыцарь, взял предложенную чашечку с удовольствием, а вот актриса явно пила через силу, и лишь приобретенная сценическая выдержка не позволяла ей плеваться.
В это избранное общество Мерсера привело, в точности как он ожидал, магическое имя капитана Бергамина.
– Бергамин? – сказала Мария Омаль. – Конечно же, я его знаю. Он посещал мой дом в Тримейне… надо полагать, набирался впечатлений для романов.
Мерсер воззрился на нее с изумлением. Он помнил сестру Бергамина, сопровождавшую литератора в его приезды в столицу, – безнадежную старую деву с лошадиным лицом, еще менее общительную, чем брат.
– Вы удивлены? – госпожа Омаль улыбнулась, приоткрыв ровные белые зубы.
– Сказать по правде, да, сударыня. Мне трудно представить, что может быть общего у двух таких женщин.
– У падшей и порядочной?
– Вовсе нет. У блестящей и скучной.
На Марию Омаль комплимент не произвел особого впечатления.
– Много больше, чем вы можете подумать, – спокойно произнесла она. – А вы, сударь, тоже писатель?
– Нет, я имею некоторое отношение к юриспруденции.
– Адвокат?
– И снова – нет. Помогаю разрешать спорные вопросы.
Госпожа Омаль задумчиво кивнула. В отличие от своих товарок, она не пренебрегала обществом судейских. И это помогало ей избегать кое-каких жизненных неурядиц.
– А по мне, так ничего хорошего нет в этом Бергамине, – вступила Белинда. – Я играла в двух его пьесах – ужасная тоска! Не подумайте дурного, я понимаю разницу между трагедией и фарсом, но актрисе на сцене нужно что-то играть, а не просто заламывать руки и восклицать «Ах!» и «Увы мне!». О прошлом годе мы ставили «Радульфа Тримейнского», так худшего провала я в жизни не видела, хотя сюжет… как это… патриотический… и возвышенный. Его светлость был очень разочарован.
– То-то я слышал, он запретил ставить новую пьесу Бергамина.
– И правильно сделал!
– Не горячись, милая, – заметила Мария. – Нужно быть снисходительной к слабостям близких… И служители муз нуждаются в покровительстве.
– Если кого-то и можно назвать покровителем капитана Бергамина, то не генерал-губернатора, а нашу дорогую Марию, – сказал эйсанский рыцарь. – Именно она выхлопотала ему место коменданта крепости в Галвине, хотя, прощая слабости Бергамина-литератора, она никогда не проявляла снисходительности к Бергамину-мужчине.
– К чему такие откровения, приор? Моему гостю это вряд ли интересно.
– Станете утверждать, что это неправда?
– Предположим, нет. Но это было так давно… и теперь у Бергамина и бедняжки Магдалины есть верный кусок хлеба, независимо от того, как распродаются книги.
– А уж пьесы его и вовсе дохода не приносят. Верный убыток! – фыркнула Белинда.
– Дамы, дамы, стоит ли все сводить к деньгам…
– Счастлив тот, кого высокий удел спасает от заботы о низменном, – чарующим голосом произнесла Мария Омаль. – Но бедные царедворцы Эвтерпы и Мельпомены находятся в прямой зависимости от заработка и милости покровителя. И мы с вами, приор, сделали все, дабы облегчить участь тех, кто достоин лучшего. Не так ли?
Себя она к нуждающимся не относит, отметил про себя Мерсер.
Приор одобрительно улыбнулся. Несомненно, ему не показалось, что шутка – дурного тона. А может, и вовсе не счел сказанное шуткой. Все-таки лицо духовного звания.
– Вы в Эрденон по делам ордена? – осведомился Мерсер.
– Сейчас нет, – ответствовал старец. – Здесь наши родовые владения, и, поскольку ныне никто из семейства Ларком, кроме меня, не живет в Эрденоне, это налагает определенную ответственность.
– Я встречал в Тримейне полковника Герхарда Ларкома. Его называют выдающимся знатоком фортификации, надеждой нашего инженерного ведомства.
– Благодарю за добрые слова. Герхард – мой племянник. А я – Антон Ларком, смиренный слуга божий.
Вероятно, он продолжил бы разговор, но Белинда коснулась веером его плеча.
– Дорогой приор, не утомляем ли мы хозяйку? – В ее тоне фамильярность мешалась с почтением.
– Да, милая, это ты верно подметила.
– Мне тоже пора откланяться, – сказал Мерсер.
– Друг мой, вы отвезете Белинду? – спросила Мария у рыцаря и, получив утвердительный ответ, заметила: – А я намеревалась посетить торговые галереи. – Она позвонила в серебряный колокольчик и распорядилась закладывать карету.
– Рад был познакомиться с вами, юноша, – сказал приор, беря актрису под руку. – Я намереваюсь задержаться в Эрденоне, так что, вероятно, еще увидимся.
Мерсер также выразил на это надежду, и эйсанский рыцарь увел даму. Возможно, слухи о том, что Мария Омаль не чужда сводничеству, имели под собой основания, подумал Мерсер. Впрочем, эйсанские рыцари, даром что считаются монахами, – люди военные и сами умеют удовлетворять свои потребности.
Горничная подала Марии Омаль накидку и перчатки.
– Если вам, господин Мерсер, по пути со мной, могу вас подвезти, – деловито промолвила дама.
– Благодарю за любезное предложение, но мне удобнее пешком.
– В таком случае проводите меня до кареты…
У парадного входа дожидалась легкая карета в карнионском стиле, запряженная парой светло-серых лошадей. Кучер уже занял свое место, и лакей приоткрывал застекленную дверцу.
– Если вы еще раз захотите посетить меня, господин Мерсер, то учтите: я живу по давно заведенному порядку. Утренние визиты мне наносят в это же время, затем я отправляюсь на прогулку или в торговые галереи. Если кто-то из друзей желает составить мне компанию – в добрый час. Затем я возвращаюсь, обедаю и сплю. Вечерние посетители прибывают не ранее семи часов пополудни. В воскресные и праздничные дни я посещаю мессу. Таков образ жизни, которого я придерживаюсь много лет. Ибо лишь следование твердым правилам, а не румяна и белила помогают сохранить нам, бедным женщинам, молодость и привлекательность.
Мерсер мог бы поклясться, что в этом монологе нет ни грана кокетства. Она говорила так, будто диктовала кулинарный рецепт. Эта дама пока что не знает, как квалифицировать нового знакомого и чем он будет ей полезен.
– Благодарю вас, сударыня, за любезный прием. Надеюсь, что и в будущем вы уделите мне толику вашего драгоценного внимания.
Этот стиль Мерсер усвоил в Тримейне и мог изъясняться так без особого труда.
Он помог даме сесть в карету, дверца захлопнулась, кучер хлестнул лошадей, и Мерсер остался стоять у старинного особняка, украшенного фигурами играющих обезьян. Да, уж эта карета не растворится в воздухе за ближайшим поворотом, в отличие от той, в которой удалилась из Аллевы Анкрен…