Шестой Океан
Шрифт:
Когда я немного подрос, детские, самые яркие мечты чуть потускнели, но не исчезли совсем. Я понял, что супер-способности в реальной жизни не приходят сами по себе; для их появления надо трудиться, «прокачивать» себя всеми возможными способами.
А ещё мне хотелось приключений. Так что не удивительно, что я поступил туда, куда поступил. Вопреки строжайшему запрету отца. Мы не разговаривали потом несколько лет. Но ничего, со временем как-то помирились и поддерживали тёплые отношения до самого его ухода.
Поначалу
Но всё это я понял уже потом. После крови, ран и невосполнимых потерь… тот пацан, который мечтал об особенной яркой жизни, ещё долго жил во мне, глядя на реалии мира широко распахнутыми удивлёнными глазами, в которых отражалась одна только мысль: «Неужели это именно то, о чём я мечтал?»
И лишь значительно позже я понял, что пока бегаю за дымными призраками детских мечтаний, настоящая жизнь проходит мимо. Люди вокруг что-то создавали, реализовывали себя… а я был вплотную к тому, чтобы оказаться на обочине жизни в отставке, бесконечным кладезем баек для бара, половина из которых была бы дичайшим вымыслом, но через какое-то время я и сам бы перестал различать, где ложь, а где правда…
И вот теперь, при совершенно диких обстоятельствах, вдруг выясняется, что весь этот сыр-бор галактического масштаба действительно связан со мной лично.
Наверно, это правда, что даже самые дикие наши желания рано или поздно сбываются. Правда, не всегда вовремя. И не всегда так, как нам это представлялось.
Кто я теперь? Циничный, битый жизнью разведённый мужик. Зачем мне приключения, зачем особенность, зачем уникальность? Я не хотел этого. Не теперь. Не так.
Это было похоже на сладкий сон из детства, который медленно превращался в кошмар.
Я стоял с пластиной в руке напротив дыры, пробитой андроидом. В коридоре за проломом собиралась толпа: десятки пришельцев в броне, вооружённые устрашающего вида стволами. Все замерли, не сводя с меня своих светящихся полос, которые, возможно, заменяли им глаза.
А я смотрю на пластину. Беспомощно оглядываюсь на Ваську. Тот продолжает стоять истуканом, щерясь кровавой улыбкой. Лена в такой же растерянности, как и я сам.
Ясно, что в пластине есть какие-то скрытые возможности, которые позволят выйти из ситуации. Но какие?..
В одно неуловимое мгновение у кого-то из «ящеров» сдают нервы; он рвётся перёд, рассчитывая на свою непревзойдённую скорость. И тает в воздухе лёгким облачком пара…
Его соратники отшатываются, давая чуть больше пространства для манёвра.
– Я не знаю, что делать… -
– Никто не знает, Хранитель, - ответил Васька, - но вы это можете. Совершенно точно.
Мысли, как назло, разбегались. Анализировать не получалось совершенно. Я прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.
И не заметил, как подошёл Пашка.
«Ящеры» вдруг разом выдохнули. «Паша, нет!» - крикнула Лена.
А я открыл глаза в тот момент, когда сын уже обеими руками держался за пластину. Он уверенно и спокойно глядел мне в глаза.
– Пусти, пап, - произнёс Пашка спокойно, - я знаю, что делать.
И я отпустил артефакт. Несмотря на то, что всё моё существо протестовало против этого.
Пластина налилась изнутри красным светом. Узоры зашевелились, задвигались в ритмичном, гипнотизирующем танце.
Пашка улыбался такой счастливой улыбкой, что у меня сердце сжалось.
А между тем сияние становилось всё ярче. Оно уже не было красным: сначала пожелтело, а потом начало отливать бело-синим, точно снег на вершинах самых высоких гор.
Пашка поднял сияющую пластину над головой.
Ящерообразные пришельцы везде, насколько я мог видеть, побросали оружие и бухнулись на задние конечности.
– Паша, сыночек… скажи, что происходит? – голос Лены звучал удивительно спокойно. В нём не было родительской тревоги. Только бесконечное удивление.
Сын оглянулся и посмотрел на мать всё с той же счастливой улыбкой.
А потом я начал чувствовать.
Это было похоже на то, как отходить заморозка после местной анестезии. Только до этого момента ты не знал, что находишься под её действием.
Я ужасался прожитой жизни и восхищался счастливыми моментами, которые в ней были. Я испытывал жалость к себе и гордость за свои достижения. Удивительно точно в тот момент я понимал все ошибки и промахи на моём пути. Так же кристально чётко я видел то, что было сделано безупречно правильно.
Когда эмоции достигли своего пика, я ощутил себя стоящим в хрустальной вышине, на огромном заснеженном плато. Ледяное спокойствие вытеснило бушующий океан страстей. И в ту же секунду я понял Истину, которую нельзя выразить никакими словами. Это осознание было почти болезненными, но оно подарило вспышку пронзительного счастья.
Когда пластина погасла, я уже не мог вспомнить, что именно понял. Но внутри меня поселилась твёрдая уверенность в том, что всё происходящее – не зря. И эта уверенность давала сил для того, чтобы больше не ошибаться на своём пути.
Пашка подул на пластину, протёр её и прижал к груди.
– Пап, - сказал он голосом, полным надежды, - можно я её оставлю себе?
– Она принадлежит тебе по праву, новый Хранитель, - вместо меня ответил ближайший «ящер», медленно поднимаясь.