Шестой прокуратор Иудеи
Шрифт:
Он никого не винил в своей участи. Даже учеников, что без малого три года находились при нём, слушали его и жили его мыслями, радовались вместе с ним его успехам, ходили по Палестине, посетив все уголки её, но тут же покинули в дни испытаний и гонений. Пленник не ругал и не корил бывших своих товарищей.
«Конечно, же, друг не познаётся в счастье, и враг не сокроется в несчастье», – горько вздыхал и в который уже раз думал узник. Несомненно, ему было обидно и досадно, что близкие друзья, повинуясь его первой же просьбе, не оказывать сопротивление, сразу выполнили её и не стали драться со стражниками первосвященника, а в панике разбежались по саду. Действительно то было паническое бегство, когда, не оборачиваясь и даже не бросив украдкой взгляд, дабы посмотреть,
«Прокуратор правильно говорил, осудив сей поступок как малодушие и трусость! Но он воин. А мне где взять лучше? Сам-то он отказался идти со мной! А что ученики мои? Возможно, они устыдятся своей минутной слабости и не дадут моим мыслям умереть вместе со мной? Дай-то Бог!» – горько усмехнувшись про себя, подумал узник. Об Иуде пленник даже не хотел вспоминать, навсегда изгнав того из своей памяти. Правда, был один человек, который до конца остался с ним. Его верная и любимая Мария. Она не убежала, не растерялась, не испугалась, а дралась, словно дикая кошка, дралась неистово и самоотверженно. Она защищала его до тех пор, пока её не ударили по голове, отчего та потеряла сознание. – Ах, если бы Пилат согласился? – появилась в голове осуждённого необычная своей неожиданностью смелая мысль. – Нет! Такого не могло бы быть никогда! Он слишком честный человек, да и я верен своим идеям. Мы с ним одинаковы и, одновременно с тем, очень непохожи, чтобы быть вместе и действовать заодно во благо единой цели, ибо видим её по-разному. Хотя… как знать, как знать, что там готовит нам будущее? А вообще римскому кесарю стоит позавидовать, коли у него все такие воины, как прокуратор.
– Что? Жизнь и ошибки прошлого вспоминаются? – раздался вдруг хриплый голос. Мрак постепенно начал рассеиваться. Через мгновение в дальнем углу темницы стало достаточно светло, чтобы рассмотреть фигуру человека, восседавшего на непонятно откуда появившемся массивном из чёрного мрамора кресле и одной рукой опиравшегося на трость с белым набалдашником на конце. Из большого серебряного кубка он пил холодную родниковую воду, такую свежую, что всего один глоток её мог бы придать узнику сил, если бы он смог бы испить этой живительной влаги. Пленник облизал шершавим языком свои пересохшие губы и закрыл глаза.
– Не хочется умирать? – спросил человек в чёрных одеждах, наслаждением сделав большой глоток.
– Не хочется! – ответил узник.
– Страшно перешагнуть за грань небытия? А вдруг того, на кого уповаешь, не существует? Уже жалеешь, что не принял предложения прокуратора? – усмехнулся кривоватым ртом незнакомец.
– Страшно, но не жалею!
– Прямо настоящий герой! Однако весь твой героизм основан на обычной человеческой глупости и упрямстве. Нет никакой жизни после жизни, нет!!! Я лично проверял. Это всё выдумки главного моего недруга! А я ведь предлагал тебе заключить со мной договор, вспомни? Разве не так?
– Помню! Предлагал!
– Может, сейчас пересмотрим наши отношения? Зачем тебе какой-то призрачный мир, которого никогда и никто не видел? Жизнь прекрасна, пойми! Ты молод, успешен, известен. Я сделаю тебя своим наместником на земле, ибо здесь мой мир, моя вотчина. Я дам несметные богатства. Ты сможешь купить на золото всё, что захочешь, хоть самого первосвященника, хоть прокуратора, или даже всю империю вместе с кесарем, – хохотнул нежданный посетитель. – А любовь? Ведь ты же познал настоящую любовь такой прекрасной женщины!? Подумай! У меня и договор уже готов. Подпишем его каждый своей кровью и породнимся. Согласен, Иисус?
– Ну, я уже один раз тебе ответил, Велиар! К чему все эти бессмысленные разговоры? К тому же у тебя уже есть помощник! Чем Иуда не наместник на земле? – устало проговорил Иисус.
– Иуда?… – с небольшой обидой в голосе переспросил человек, которого узник назвал Велиаром, – ты что же, надо мной смеёшься? С такими соратниками, как он, мир не переворачивают! Иуда жаден, а потому труслив. Он любит жизнь и не способен на подвиг.
– Ну, ты же ведь сам сказал, что я глупец, ибо отказался от твоего предложения, – засмеялся узник.
– Не передёргивай! Здесь речь идёт совершенно о другом, – вновь обиделся незваный гость.
– Зато мой бывший ученик не откажется ни от одного твоего предложения! Пригласи его, Велиар, пригласи! Он согласится тебе помогать. И ещё позови Каиафу, тестя его, Ханана, и остальных. Они так же все тебе помогут.
– Позвал! И они уже помогли, ибо ты здесь!
Противный скрип железных петель, от которого обычно по коже спины волной пробегают мурашки, прервал этот довольно странный разговор. Узник отвёл глаза от своего давнего и вечного спорщика и увидел, как вначале сквозь узкую щель открываемой двери темноту прорезал тоненький и слабый луч масляной лампы, а затем в камеру кто-то вошёл. Проповедник с трудом смог рассмотреть в пришедшем человеке старого тюремщика. Тот стоял перед узником и держал в руках кувшин с водой и краюху чёрствого хлеба. Старик случайно услышал из-за двери стоны и какие-то бормотания несчастного узника. Надсмотрщик видел, как легионеры протащили по коридору и бросили на каменный пол избитого проповедника. Ему стало жалко пленника, о котором говорил весь город, а потому и решил дать ему немного воды и пол-лепёшки.
«Человек всё-таки! Видимо, от голода и побоев свихнулся малость, если сам с собой разговаривает», – думал надсмотрщик, входя в темницу к заключённому. Старик хотел что-то сказать, но даже не успел поставить на пол кувшин и положить хлеб, так как буквально через мгновение в темницу, грубо оттолкнув его в сторону, вошли несколько легионеров с факелами. Глаза узника уже успели отвыкнуть от света, поэтому он, гремя цепями, ладонью правой руки закрыл их от яркого огня. Пленник не смог сразу разглядеть лиц пришедших к нему людей, зато услышал приказ, сказанный громким голосом.
– Вставай, царь иудейский! – крикнул один из римских легионеров и довольно сильно двинул лежавшего проповедника ногой. – Время уже пришло! Тебя ждёт суд Синедриона.
Солнце уже поднималось над горизонтом. Оно только-только начинало раскрашивать в розовые цвета серый, ещё не отошедший от ночной мглы, сердитый и не проснувшийся небосвод, по которому отдельными белыми островками плыли редкие облака. Спать этой ночью, оказавшейся такой бесконечно долгой и полной столь неожиданными, трагическими и бурными событиями, мне не пришлось.
Выйдя в сад вслед за молодой галилеянкой, которая, получив от меня разрешение на свидание с пленником, счастливая убежала в крепость Антония, я всё ещё стоял на террасе, погружённый в свои мысли, находясь под впечатлением от множества встреч, произошедших нынешней ночью. Воспоминания вперемешку с переживаниями так сильно захлёстнули меня, а утренний воздух, несущий в себе свежесть и прохладу прошедшей ночи, не отпускал из своих объятий, что я даже не услышал, как сзади осторожно подошёл слуга и тихо произнес: