Шестьсот дней и ночей в тылу врага
Шрифт:
— Нам с Ижукиным приходили в голову разные мысли, — говорит Медведев. — Если пустить вагонетку с начинкой и взорвать ее на мосту… Рискованно, может уйти за мост. Только шума наделает. Если опустить плот с взрывчаткой по течению реки… Отказались. Гитлеровцы уложили поперек реки бревна, а на полуметровой глубине протянули проволоку… Возникали и другие варианты… Остается одно — брать мост с боем.
— Другого выхода нет, — подтвердил Ижукин.
Операция была назначена на 12 сентября 1942 года.
Прошла она так.
В полночь перестал моросить дождь, показались звезды. Первыми двинулись партизаны отряда «Смерть немецким оккупантам».
В три часа утра раздался свисток, по которому одновременно в бой вступило восемь групп. Они уничтожили часовых на мосту и резерв, находившийся в казарме, разгромили охрану водокачки и отряд полиции, взорвали полотно железной дороги, пулеметным огнем по блок-посту убили 25 человек охраны. Группы, руководимые Пайторовым и Аржакиным, ликвидировали дзоты и заняли оборону на полотне железной дороги. В это время партизаны из группы № 1 Медведев, Ижукин, Воробьев, Берестнев, Подымалкин и другие уложили под фермы моста тол.
Все готово, вот уже партизаны отходят к лесу. Но гитлеровцы возобновили сопротивление, все ближе подступают к мосту, ведут яростный огонь. Наконец-то оглушительный взрыв! Багровое пламя осветило лес. И все увидели, как провис мост. На верхних сваях его горели брусья и настил.
Штаб соединения и оперативно-чекистский отдел разработали план проведения другой операции, которой было дано кодовое название «рельсовая война».
В ночь на 22 мая 1942 года семь партизанских отрядов, около тысячи человек, вышли к железнодорожной магистрали Брянск — Гомель. Еще двести человек пришли из Выгоничского и Трубчевского районов с топорами и вилами, чтобы помочь партизанам.
Семь с половиной километров разрушенного железнодорожного пути, четыре с половиной километра уничтоженных проводов телеграфно-телефонной связи — такой был итог этой ночной операции, положившей начало «рельсовой войне».
А в 1943 году Центральный штаб партизанского движения разработал операцию по одновременному разрушению железных дорог в тылу врага. Эта операция называлась «Концерт». В ночь на 22 июля орловские партизаны на участке Брянск — хутор Михайловский взорвали 1013 рельсов, а на участке Навля — Комаричи — 1119 рельсов. Это была существенная помощь нашим войскам на Орловско-Курской дуге. В операцию «Концерт» внесли свой вклад и наши соседи — отряды Клетнянских лесов.
Вражеские дивизии группы «Центр» все больше испытывали наши удары. Война в тылу самых оснащенных гитлеровских армий была фактом.
ЯША БУГАЕВ
Узкая дорога по заваленному валежником темному сосновому бору вела к штабу партизанской бригады имени Чапаева. Шел дождь, такой, как бывает в мае: крупный, редкий, каждая капля с Ягодину. И дул ветер: молодые деревья качались из стороны в сторону, придорожные лужи рябили.
Наша повозка с боеприпасами громыхала на узловатых обнаженных корнях, у Гнилого ручья на глубоко прорезанной колее застряла, а тут еще переднее колесо развалилось.
Возница, седобородый партизан Савелий, весь мокрый, забрызганный грязью, брюзжал:
— Говаривал я Прошке, не вали столько поклажи! Не чурки же сосновые. Не послушался, бестия. Три версты еще! А беда-то какая! Ну,
— Стой! Не стучи, Савелий! — сказали мы, увидев далеко на просеке людей.
Все насторожились. В нашу сторону двигались две фигуры — большая и маленькая.
— Да то ж наши разведчики, Яшутка и Гришак, — сказал Савелий. — Позавчера меня к вам сопровождали.
Положив на пенек трубку, дед приставил ладони рук ко рту и прокуковал три раза. В ответ раздался крик иволги. Вскоре к Савелию подбежал совсем юный, лет 13–14, подросток, голубоглазый, с бледноватым худощавым лицом.
— Ну что! Говорил тебе, дедуся, запрягай Малыша с Пегашом. Те ведь сильнее. Э-э-э! Колесо-то как разворотило! — мальчонка, увидев нас, замолчал, видимо, смутился.
— Ну, чего стоишь, как пень? — сердито спросил Савелий. Показывая кивком головы в нашу сторону, объяснил: — Гости к нам из объединенного штаба, седай верхом да езжай, доложи командиру. Не забудь, пригони тачанку крашеную, ту, что у фашиста взяли! Понял?
Яша, хлестнув прутком лошаденку по боку, браво ответил:
— Все будет исполнено, дедуся, я сейчас!
Минут через сорок Яша вернулся с командиром отряда Кошелевым. Вместе с ними приехали и два автоматчика. До штаба отряда добрались благополучно.
У штабной землянки мы увидели еще двух подростков, старательно чистивших трофейное оружие.
— Ты что ж, Василий Иванович, отряд решил пополнить за счет подростков? — спросил я Кошелева.
— Пришлось принять троих. — И, указывая на Яшу, продолжал: — Партизаны привели сразу после майских праздников. У него отца и мать фашисты убили… И вот стал малыш любимцем отряда. Уже ходил с Гришаком в тыл к гитлеровцам.
Мне удалось узнать кое-какие подробности этой разведки со слов самого Яши. Он рассказал, примерно, так:
«Ну, пришли мы тогда с Гришаком в село Котовку. Дождь лил как из ведра. Зашли незаметно со стороны леса. Немецкие часовые пускали белые ракеты и стреляли из автоматов. Прямо скажу, боязно стало. А Гришак говорит: „Чего ты испугался? Это фашисты от трусости стреляют!“ Залегли мы за бугорком, недалеко от сарайчика с разбитыми воротами. Слышим, два фашиста по грязи шлепают, прямо на нас идут. Остановились от нас шагах в десяти-пятнадцати, прострочили из автоматов по лесу. Ну, замерло у меня сердце, прижался я к Гришаку: ни жив ни мертв. Пропали, думаю. А сам на всякий случай финку приготовил, другого оружия не было. Смотрю, Гришак капсюль в гранату вставил, вперед подался, глядит. „Ежели заметят, с двумя справлюсь, говорит. Уходить вон в тот лес будем“.
Постояли фашисты минуты две-три, затем кругом сарайчика обошли, карманным фонарем разбитые ворота осветили и к домам направились. Сразу легче стало. Да и ночь кончалась, светать начинало. Мы зашли в сарайчик с разбитыми воротами. Смотрим, в одном углу хворост лежит, в другом — так с копенку, не более, соломки. Сели мы на эту солому, а сами в щели смотрим. „Эх, Яшок, — говорит Гришак, — нам бы кого из селян увидеть. А там бы мы что-нибудь придумали“.
И только он это проговорил, смотрим, из небольшой хатки с разваленной крышей вышел чумазый, в больших рваных ботинках, мальчонка, лет десяти, и направился прямо в сарай. Гришак на всякий случай в солому спрятался, говорит, так лучше будет, не испугается, а я остался встречать мальчика.