Шестьсот дней и ночей в тылу врага
Шрифт:
— Кто вы, откуда? — спрашиваем.
— Иванова Анастасия, иду из Рыльска, — говорит. — Мужа похоронила, умер от голода. Двух взрослых дочек фашисты в Германию угнали, а это мой меньшой — Гришка, глухонемой он. А вы кто будете?
Мы назвали себя и спросили:
— Куда идете?
— В Брянские леса. Сказывают, что фашистов в них нет. Партизаны, бают, там в начальстве, может, они в беде не оставят.
Пока мы говорили с Ивановой, Денис Гаврилович перераспряг лошадей. Мы усадили путников в сани и направили их в партизанский госпиталь, а Денису дали наказ заехать в отряд и сказать, чтоб нам прислали
Дней семь спустя я узнал у начальника госпиталя Аркадия Давыдовича Эйдлина, что Иванова находится в тяжелом состоянии.
— Дистрофия, туберкулез легких. Просит, чтоб кого-либо из партизанских начальников прислали к ней, хочет что-то сказать.
— А как самочувствие паренька?
— Гришка здоров, землянки убирает, дрова и воду носит. Вдобавок и сапожник. Доктор Консон с ним прекрасно объясняется.
После обеда мы зашли в землянку госпиталя. Иванова лежала в углу на топчане, отгороженная от других больных простыней. В изголовье на корточках сидел Гришка.
— Спасибо, что пришли, — увидя нас, сказала Иванова. — Перед смертью хочу просить вас: не гоните от себя Гришку, не смотрите, что он нем. Смышленый он и послушный. А мне немного осталось… Фашисты угнали дочек, те не вернутся, видно, один Гришка…
Через пять дней не стало Анастасии Ивановой. Ее похоронили в лесу, вместе с двумя павшими в бою партизанами. Долго Гриша оплакивал свою мать, из еловых веток плел венки и носил их на могилу.
Прошло около двух месяцев. Однажды Гриша встретил врача Консона и вместо обычного приветствия промычал, показывая что-то на пальцах.
— Здравствуй, Гриша. Что ты? AI — догадался Консон. — Хочешь фашистов бить? Идем к командирам, попросим.
Начальник оперчекистского отдела Лазунов внимательно выслушал Консона.
— Ну куда же?.. Разве в разведку?
Командир отряда Корнеев согласился.
И Гриша стал разведчиком. Он побывал во многих селах, занятых гитлеровцами. Его трудно было заподозрить в чем-либо: глухонемой, он чинил полицейским и гитлеровцам обувь и делал свое дело.
Нам долго не удавалось подослать разведчика в полицейскую бригаду предателя Каминского. И вот Лазунов остановил свой выбор на Грише.
— Будет сапожничать и наши почтовые ящики обслуживать. Там наша разведчица Анфиса Степановна с ним свяжется и в случае чего поможет.
— Ну что ж, готовьте и посылайте, — согласились мы.
Около недели разведчики готовили Гришу.
Как-то вечером мы с комиссаром зашли в землянку к Грише, спросили:
— Ну, как дела?
Гриша показал на пальцах, что ему надоело сидеть, что он готов идти на задание.
Ночью, в сопровождении разведчика Носова, с котомкой за плечами и сапожной лапой в руке, Гриша отправился в поселок Локоть. Шел не торопясь, покачиваясь из стороны в сторону, изредка поправляя за плечами котомку с сапожным инструментом. В Локте редкие прохожие не обращали внимание на парня с сапожной лапой и котомкой за плечами, было не до него. Но вот из-за дома на улицу вышел мужчина. Поравнявшись с Гришей, он осмотрел его внимательно, замедлил шаг. Гриша свернул за угол, остановился. Это был полицейский: он чуть не наткнулся на Гришу, но тут же отступил и направил на него пистолет.
— Стой! — полицейский дал свисток. Подошли еще двое патрульных.
После обыска и трехчасового ожидания Гришу
— Ты партизан? Разведчик?
Гриша молчал.
— Как твоя фамилия? Как зовут? Из какой деревни? Отвечай!
В течение двух дней допрашивали Гришу. Его кололи канцелярским шилом, ставили к стенке, стреляли над ухом, не давали есть.
На третий день прибыл врач и дал заключение, что это действительно глухонемой. Вызванный в полицию учитель, умевший объясняться с немыми, помогал на допросе.
Гриша отвечал так, как его научили партизаны. Сказал, что из Рыльска, что отец и мать умерли, сестры уехали в Германию, что он сапожничает. В Локоть пришел к тете Анфисе Степановне…
— Позвать Анфису, — приказал Синегуб, знавший ее, так как квартировал по соседству.
Анфиса Степановна, увидев Гришу, со слезами на глазах обняла мальчика. Гриша тоже заплакал.
— Вот ведь! — буркнул Синегуб и отпустил обоих.
Гриша поселился у Анфисы Степановны и начал принимать обувь в ремонт. Первый заказ был от самого Синегуба — сшить сапоги, и Гриша сшил.
В новых сапогах Синегуб и явился на прием к обер-бургомистру Каминскому. Тот сразу заметил обнову и спросил:
— Где взяли?..
На другой день Гриша обмерил ногу Каминского и получил от него хромовый крой. И пошло… Гриша едва успевал обшивать фашистских прихвостней. Приносили в починку обувь и жители поселка, а вместе с ними проникали разведчики, оставляя нужные сведения для партизан.
Анфиса Степановна получила от Синегуба пропуск для свободного передвижения Гриши по Локотскому округу. Теперь Гриша сапожничал и в прифронтовых селах. Возвращаясь с маршрута, Гриша приносил сало, ветчину, угощал Синегуба, зам. бургомистра Мосина и других полицейских начальников и этим окончательно завоевал доверие.
Передвигаясь по селам, Гриша не только обслуживал наши «почтовые ящики», но и вел наблюдение за передвижением войск. На сапожной дратве он вязал узелки, откладывал в боковой карман гвозди, подсчитывал проходившие танки, поезда. Гриша измерял гусеницы танков дратвой, запоминал изображения и знаки на автомашинах. Взятые из «почтовых ящиков» сообщения он заделывал в подметки и каждую пятницу выходил к нашим разведчикам в условленное место.
В марте 1943 года наш танковый корпус в районе Севска протаранил вражескую линию обороны, но гитлеровцы прислали крупное танковое подразделение и закрыли им брешь. Советские танки оказались отрезанными. Анфиса Степановна послала Гришу сообщить об этом в штаб партизан.
— Километров пятнадцать идти. Лучше всего — поймой Нерусы. Лед на реке взломало, будь осторожным. Оденешь резиновые сапоги…
Гриша отправился в дорогу. Он спешил засветло пройти через Городище в поселок Пчела, откуда в ночь пересечь Нерусу и уйти в Партизанский край. До села Городище Гриша дошел благополучно, но там оказалось много гитлеровцев. Он пошел окраиной. Остальное нам потом рассказали местные жители. Путь Грише преградил фашист с автоматом наготове. Гриша протянул ему пропуск, гитлеровец посмотрел и кивком головы позвал за собой. Не долго думая, Гриша выхватил пистолет и выстрелил в фашиста, затем сбросил с плеч сумку с сапожными инструментами и бросился к реке Нерусе.