Шестьсот дней и ночей в тылу врага
Шрифт:
Партизаны подбежали к берегу, вместе с ними дед Николай с внуком, четырнадцатилетним Егоркой.
— Егорка, Андрей, Гаврюша! Давайте гранаты! Выкатывайте пулемет! — командовал дед, хотя приказаний и так было достаточно. Понуровский и его командиры быстро подтянули партизан к берегу, открыли огонь. Фашисты повернули назад.
Дед Николай, как ни в чем не бывало, отряхнул с себя пыль, умылся в заводи и вместе с поваром стал нас звать отведать ухи.
Сейчас даже не верится, что тогда в Гавани мы ели уху.
На
— Давно воюете, отец? — подавая руку деду, спросил Матвеев.
— С первого дня! — ответил старик.
Матвеев сердечно поблагодарил старика.
ВОЙНА ЕЩЕ ПРОДОЛЖАЛАСЬ…
Выехать к переднему краю обороны было не так просто. Не то что на каждой дороге — но и на тропах были заложены мины, сделаны завалы. А на большаках преграждали путь противотанковые рвы, надолбы, минные поля… Мы с подполковником Балясовым все же благополучно объехали заминированные участки и приблизились к переднему краю. Помню, мартовская ночь была на исходе, морозило, лошади скользили и оступались. Наконец мы на КП отряда имени Чкалова; командир Пшенев докладывает нам обстановку.
Фашисты отступают к станции Зерново… В селах Негино, Алешковичи — крупные гарнизоны врага. В трехстах метрах от нас окопались венгры, по данным разведки и показаниям пленного, они имеют задание не допустить соединения партизан с частями Красной Армии.
Да, на востоке грохочут наши орудия. Мы ясно слышим раскаты взрывов: идут бои за Севск.
— Надо бы помочь нашим, — говорит Балясов и оборачивается на чьи-то шаги, раздавшиеся позади.
К нам подходит комиссар отряда Бирюков, возбужденный и радостный.
— Люди готовятся к встрече, — сказал он с улыбкой. — Вас спрашивают, скоро ли пойдем на соединение?
Со 2 на 3 марта мы всю ночь вели бой у села Негино. На рассвете, с ранеными на руках, партизаны отошли в лес за речку Нерусу. Перестрелка прекратилась, однако это было тревожное затишье. Посланные в разведку два партизана еще не вернулись.
Но вскоре к нам пришла старушка и потребовала, чтобы ее отвели к командиру отряда Пшеневу.
Пришлось партизанам вести ее в штаб отряда.
— Агафья я, — назвала себя она, когда убедилась, что перед ней действительно Пшенев. — Намедни ночью раненый партизан приполз в мою хату. Живем-то мы на краю села у оврага. Ему пуля бок пробила. Кирюшкой звать…
Это был разведчик Егоров, один из посланных в разведку.
— Умер? — вырвалось у Пшенева.
— Царство ему небесное. Мы с Марфой, соседкой, схоронили его ночью. Перед смертью просил отыскать партизанского командира Пшенева. В лесу он, у села Денисовки. Соседка моя, хоть и помоложе меня, но слаба ногами. А я вот дошла…
Партизаны сняли шапки. Кто не знал бойкого разведчика Егорова!
— Говори,
— Да, что говорить, милой, все сказала. Вот еще что, ныне фашистов понаехало много. Бегут они… А бумажка вот она…
— Какая бумажка?
— Да что Кирюшка передал!..
Агафья размотала веревки на ногах, сняла тряпки и наконец добралась до скомканного клочка серой, оберточной бумаги.
Командир отряда развернул, стал читать. Егоров сообщал важные сведения о передвижении вражеских войск. Записка заканчивалась словами: «Прощайте, товарищи».
Утром 5 марта Совинформбюро сообщило, что наши части заняли город Севск. Эта весть с быстротой молнии разнеслась по всем отрядам и селам Партизанского края. До Севска ведь всего 40–50 километров!
6 марта разведчики донесли, что фашистские танки движутся к Суземке.
Я спросил у Балясова:
— А точно ли танки противника?
— В разведке был бывший танкист Федоров, — ответил Балясов. — Да вот и он сам.
К нам подошел невысокий крепыш в телогрейке, с гранатами за поясом и автоматом.
— Немецкие! — подтвердил Федоров. — У нас таких нет!
Подбежал вестовой Федор Салов и, задыхаясь, выпалил:
— Из Негино три фашистских танка!..
Что ж, их встречать положено по-особому. Навстречу им мы выдвинули группу Федорова с пушкой, противотанковыми ружьями и гранатами.
Глухой стеной подступал к Нерусе старый сосновый лес. По окраине этого леса партизаны и вышли на дорогу Негино — Денисовка, сделали засаду.
Вскоре показались танки. Партизаны приготовились к бою.
Но вот передний танк остановился, из люка вылезли два танкиста, стали всматриваться вперед. Федоров, не отрываясь от бинокля, вдруг вскрикнул:
— Братцы! Да ведь это наши!
Ему не поверили. Бинокль переходил из рук в руки. Зеленые погоны на телогрейках, зеленые звездочки на шапках! И наши и не наши.
Федоров скомандовал:
— Трое со мной! Остальным быть наготове! Если фашисты, то по моему сигналу бейте по танкам.
Затая дыхание, партизаны стали следить за удаляющимися к танкам товарищам. Вдруг послышалось «ура». Партизаны и танкисты обнялись. Наши!
Через час танкисты были в партизанском штабе, лейтенант Иванов, командир взвода, рассказывал о разгроме гитлеровцев в Севске.
— А мы посланы командованием корпуса для связи о вами, — закончил он.
— Мы вас за фашистов посчитали, — говорит Балясов, смеясь.
— Своим глазам не поверили, — подтверждает Федоров, не скрывая радости и конфуза.
Вслед за танкистами в партизанский отряд прибыла мотопехота. Партизаны, жители Партизанского края, женщины, старики, дети — все выходили навстречу. Расспрашивали и рассказывали, плакали и смеялись. Приглашали из дома в дом, угощали, чем только могли.