Шестьсот дней и ночей в тылу врага
Шрифт:
— Где муж? Где Николай? Где Валентина?! Отвечай!
— Я вам говорила…
— Он сегодня был здесь! Он партизан! Говори, куда спрятался!
Покровский ударил Кузьмичеву рукояткой пистолета в голову.
— Взять ее!
К матери бросились Нина и Тоня. Полицейские их оттолкнули.
— Что, тоже туда захотели? Вас надо отправить на переделку в Германию! — орал Покровский.
Не добившись от Кузьмичевой нужных показаний и не найдя никаких улик в доме, полиция была вынуждена ее отпустить. Однако Кузьмичеву взяли на особый учет. Нужно было ее
Партизанский лагерь готовился к обороне. Лесные дороги завалили деревьями, нарыли волчьи ямы. Дальние подступы к землянкам заминировали. Установили круглосуточные посты наблюдения.
Из Навли пришло сообщение: гитлеровцы и полицаи, всего человек 200, при поддержке танка выходят в 8 утра.
— Ну, что ж, встретим, — сказал Мирошин.
Чуть забрезжил скупой рассвет, партизаны уже заняли свои места в обороне.
Несколько партизан с командиром взвода — лейтенантом Двойнижковым, который помог взорвать два моста нашим диверсантам в районе Суража, ушли в засаду. Двое из них, облюбовав густые ели, устроили на них гнезда и замаскировались.
Радист отряда, он же начальник боепитания Павел Фомич Попов, прослушав московское радио, выбежал из землянки.
— Победа!.. Под Москвой наши разгромили фашистов… Гонят!..
Эта радостная весть всколыхнула весь партизанский лагерь. Тревоги и уныния как не бывало. Москва устояла!
— Ну, как настроение, товарищи? — спрашивал Мирошин, обходя партизан.
— В самый раз фашистов бить!
По просеке на взмыленной лошади прискакал лесник Тарас Филиппович. Резко натягивая поводья, осадил лошадь и выкрикнул:
— Фашисты!
Скоро показались гитлеровцы. Впереди шел танк с черно-белым крестом на боку, за ним, пригнувшись, каратели.
Кузьмичев припал к пулемету. Вторым номером у него был сын — Николай.
— Вдвоем, сынка, будем стоять!
— Будем! — отозвался Николай. Он уже запасной диск подготовил, вставил капсюли в гранаты.
Перед опушкой фашисты рассредоточились. Танк начал обстрел. Но партизаны огня не открывали. Вот танк вынырнул из ложбины, вышел на засыпанную снегом дорогу и двинулся в лес, к завалам. Вслед за танком, ощетинившись автоматами и винтовками, побежали каратели. Они уже не делали перебежек, а шли в рост.
— Папа, саданем, что ли? — нетерпеливо спросил Николай.
— Приказу нет, — ответил отец, но в этот момент последовала команда Мирошина.
Кузьмичевы открыли огонь. Справа и слева от них захлопали винтовки и карабины. За несколько минут на белом поле осталось более десяти трупов карателей. Атака сорвалась, каратели залегли в ложбины и начали бить из пулеметов и миномета. Кто-то из партизан вскрикнул и ничком упал на снег.
— Прекратить огонь! Всем в укрытие! — приказал командир.
Каратели снова поднялись в атаку. Опять ударил пулемет Кузьмичевых, снова гитлеровцы припали к земле.
— Товарищ командир! — послышался
— Это мы предвидели, — сказал Мирошин. — Валя, — отдал распоряжение связной Кузьмичевой, — предупредите Двойнижкова, пусть встречает гитлеровцев! А вы, Матвей Петрович, переместите пулемет на левый фланг!
Одетая в брюки, фуфайку и кирзовые сапоги, Валя Кузьмичева что есть силы побежала в группу Двойнижкова. Пробираясь через густые поросли молодого сосняка, она выбежала на просеку и вдруг оказалась перед гитлеровцами.
— Хальт!
Валя метнулась в сторону. Фашист вскинул автомат, прицелился. Но меткий выстрел, последовавший сверху из ветвей ели, свалил врага. Эсэсовец растянулся на снегу. Второй эсэсовец, прячась за деревьями, побежал наперерез Кузьмичевой. Но вот и он взметнул руками, полетел вниз, в волчью яму.
Увидев Валю, бегущую под носом у немцев, Двойнижков выругался:
— Валька! Чертяка! Что делаешь? — И скомандовал: — Огонь!
Не ожидая сопротивления в этой части леса, фашисты и полицаи заметались, побежали назад. Партизаны этого только и ждали: с криком «Ура!» они бросились вдогонку. Не прошла к лагерю и вторая группа карателей. Меткий огонь пулемета Кузьмичевых заставил повернуть их назад.
Четыре часа шел этот бой. Потеряв более половины своего состава, каратели ушли в Навлю.
В тот же вечер в лесу, на похоронах партизан, павших в бою с фашистами, состоялся митинг. Партизаны призывали к суровой и беспощадной мести за гибель своих товарищей.
Павел Двойнижков подошел к Валентине.
— Беспечная ты, Валька. Одна секунда, и ты бы сработала в ямку. Хорошо, что Мишак с дерева того фашиста ухлопал, — сказал он.
— Так я же приказ командира выполняла, — ответила Валя.
— Приказ надо с умом выполнять. Можно было метров на пятьдесят левее взять, а ты напрямик чесала, — назидательно говорил Павел.
— Валя, иди сюда, — позвал отец. — Пора ужинать…
Ели молча. В железной печке потрескивал сушняк.
Глухо шумел лес. На краю оврага скрипела сломанная и застрявшая меж двух берез сухая сосенка.
После ужина Матвей Петрович не сразу лег отдыхать. Вынул из полевой брезентовой сумки карту, склонился над ней. Ему предстоял путь в Гавань. На этом пути — несколько сел, переходы через реки. Он должен был опробовать этот шестидесятикилометровый путь в Придеснянский лес и вывести отряд к новому месту дислокации.
Спустя два дня в окно одного дома на окраине Навли постучал человек в форме полицейского. Ананьев, услышав этот стук, вскочил с дивана и удивился, когда увидел перед собой своего подпольщика Анатолия, с которым два часа тому назад расстался.
— Ты что?
— Иван Дмитриевич! Скорее! — прошептал Анатолий. — В отряд нужно.
— Что там?
— Новый батальон карателей пришел. У них шесть танков, три пушки. Да еще минометы! Пронюхали фашисты про нашу базу. Сведения точные!..
— Откуда?