Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Шрифт:
Раздвигая людей, вперед протиснулся человек почти в таком же мундире, как он. Правда, мундир был не столь щегольской: он был изрядно потерт и поношен. Но это был капитанский мундир.
Король не мог оторвать от него глаз. Капитан резким движением выхватил из-за пояса пистолет, вскинул его и нажал курок.
«В меня? Неужто в меня?» — мимолетно подумал Густав. Эта мысль показалась ему нелепой.
Хлопок выстрела, свист пули над самым ухом — все это промелькнуло как бы мимо его сознания. В то же мгновение
— Его величество невредим! — вскричал бледный от испуга Армфельдт. — Слава Богу, он невредим! Козни врагов!
Толпу обывателей как ветром сдуло. На улице осталась только кучка всадников, сгрудившихся вокруг короля.
— Мы возвращаемся, — вялыми гулами произнес Густав. Он так и не успел испугаться, им более всего владело недоумение. И еще огорчение: рухнула идея единения с народом. Оказалось, что такое единение может таить в себе неожиданную опасность.
— Мы заставим негодяя говорить! — возбужденно восклицал Эрик Руут. — Он несомненно чей-то агент. Датчан? Русских?
— У меня немало врагов и внутри королевства, — пробормотал Густав, — и вам это известно не хуже, чем мне. Недовольство зреет среди дворян.
— Наш государь слишком самостоятелен, — продолжал свое Руут, — и это не может нравиться русской царице и датскому королю.
— В любом случае надо принимать меры, — подхватил Армфельдт.
— О каких мерах ты говоришь? — полюбопытствовал король.
— О самых разных, государь. Внутри и вовне.
— Внутри ты имеешь в виду аресты оппозиции в риксдаге?
— И это. Следует действовать решительно. Железной рукой.
— А вовне?
— Мы уже говорили. Война разрядит напряжение, возникшее в обществе.
— Я думал об этом. — Густав был серьезен. — И буду продолжать думать. Война — это крайнее средство. Но радикальное. Она требует жертв. И денег. С жертвами ради высокой идеи я не посчитаюсь. Но где взять деньги?
— Подтянем пояса! — бодро воскликнул Армфельдт. — Поддержим нашего короля!
Одиночный выстрел на улице словно бы поставил точку в размышлениях короля. Теперь он уже все настойчивей и определенней думал о войне, которая только и могла спасти его пошатнувшийся трон.
Война! Но с кем? Несомненно с Россией. Ее столица была в нескольких десятках верст. Надо только выждать. Посол в Константинополе в своих депешах был категоричен: считанные месяцы отделяют Порту от войны с Россией.
Выждать! Россия увязнет в войне с турками. Она будет ослаблена. И тогда Петербург станет легкой добычей. Он будет поражен с двух сторон. Екатерина запросит мира. Его акции в народе необычайно возвысятся. Он станет национальным героем подобно Карлу XII. И тогда никто не посмеет покуситься на него!
Король забыл про Полтаву. И стал ждать.
Ветвь девятнадцатая: май 1453 года
И было ликование, и козни турок разрушились: их подкопы взорваны, а попытка штурма отражена.
Дозорный со стены заметил корабль, приближавшийся со стороны Мраморного моря. Одинокий, он был преследуем турецкими кораблями.
Надежда вспыхнула с новой силой. Это несомненно был передовой корабль христианского флота. Флота, спешащего на помощь великому городу.
Императору поднесли зрительную трубку. Он долго всматривался в приближавшийся корабль, а потом, отложив трубку, устало произнес:
— Это наша бригантина. Ее мы посылали за помощью.
Спустя двадцать дней она возвратилась. Но с чем? И сможет ли уйти от погони?
Судно легко скользило по волнам на всех парусах. Оно успело отдалиться от преследователей и под покровом ночи проскользнуть в залив.
Капитан поднялся на башню, где его уже ждал император и его приближенные. Они надеялись на добрую весть. Но капитан бригантины грустно сказал:
— Мы обошли все острова Эгейского моря — погода нам благоприятствовала. Но нигде не нашли ни одного христианского корабля. Венецианцы нас обманули. Они не послали свой флот на выручку. Мне удалось подавить бунт на бригантине: многие матросы не хотели возвращаться, уверяя, что город уже захвачен. Но я выполнил свой долг.
— Раз единоверцы отвернулись от нас, — с горечью произнес император, — положимся на небесную помощь, на помощь Иисуса Христа и Богоматери Владычицы. — И при этих словах невольные слезы брызнули у него из глаз.
И невольно память защитников великого города обратилась к предсказаниям. Они гласили: первым императором Византии был Константин, сын Елены, Константину быть и последним. Было и еще предсказание: Константинополь не может пасть в ночь прибылой луны. Но в ночь полнолуния произошло лунное затмение и воцарилась кромешная тьма.
Это окончательно подкосило дух осажденных. «Богоматерь нас спасет, вознесем молитвы Богоматери!» — раздавались возгласы во всех концах города.
Стихийно возник крестный ход. На носилки водрузили наиболее почитаемую икону Влахернской Богоматери и двинулись к храму Святой Софии.
Но в это время произошло непредвиденное: икона вдруг обрушилась с носилок. Бросились ее поднимать, но — о чудо! — она оказалась тяжелее свинца. Это было сочтено за зловещее предзнаменование.
Если бы только оно! С большим трудом крестный ход возобновился. Но над городом неожиданно сгустились тяжелые тучи. И вдруг заблистали молнии, загрохотал гром и на землю пал крупный град. Люди бросились укрывать детей и пытались укрыться сами. В довершение всего разразился ливень небывалой силы.