Шествие в пасмурный день
Шрифт:
Наступили каникулы, не нужно было ездить в электричке, и некоторое время он чувствовал себя вольготно. Однако солнце безжалостно накаляло сквозь стекло маленькую комнатку. Все лето Стеклянный человек провалялся на горячем полу, подремывая или читая что-нибудь. На рассвете его мучил странный кашель. Когда же наконец подул мягкий осенний ветер, он взвесился на весах в городской бане и увидел, что весит всего девять каммэ. [30]
Однажды он плелся, тяжело задумавшись, по дороге к станции Омори. И вдруг в глаза ему бросился клочок бумаги, приклеенный к телеграфному столбу: «Скупка одежды по высоким ценам». Он заметил, что такие объявления белели на каждом столбе. Тут он вспомнил о
30
Каммэ — мера веса, 3,75 кг.
Он сильно мучился из-за нехватки денег. Большая часть его библиотеки сгорела, а остальные книги он понемногу снес букинисту.
Расставаться с книгами было нестерпимо жаль. Но он утешал себя тем, что теперь главное — выжить. Однако по утрам он испытывал невыразимое отчаяние. И тогда ему чудилась усмешка наглого черного монаха: «Хе-хе! Значит, Стеклянный человек? Не смеши! Твой конец уже близко».
Занятия начинались в половине шестого вечера, но он выходил из дома часа в три и, шатаясь от слабости, бродил по городу. Осеннее солнце тихо погружалось за горизонт, и каждый миг погружения трогал его до слез. Но сухое дерево, видневшееся из окна аудитории на закате, месяц, повисший в облаках, занесенных ветром на край неба, огонек, приветливо мигавший в вечерней дымке, — все, такое обычное, утешало его. Душа его постоянно требовала утешения. Однажды он решил сходить в музей Уэно, но музей оказался закрытым, и он машинально направился на улицу. На каменной ступени поперек лестницы спала женщина, прижимая к себе ребенка.
Может быть, оттого, что в окно у его изголовья задувал ветер, напоенный изморосью, на жесткой постели по утрам сердце его разрывалось от тоски по родине. Он часто представлял себе высокое прозрачное небо и снежные вершины гор на его фоне. И вспоминалась картина Сегантини, [31] виденная когда-то давно. Наверно, он смог бы снова увидеть ее в Курасики. И ему нестерпимо захотелось побывать у младшей сестры, живущей в Курасики. Из всех родственников только ее дом, к счастью, не сгорел.
31
Джованни Сегантини (1858–1899) — итальянский живописец, представитель неоимпрессионизма.
Из Хиросимы писали, что в доме, построенном на пепелище, еще не установлены двери, сёдзи и фусума, но в конце года туда можно будет уже вселиться. Он и сам в последнее время подумывал, как бы съездить на родину. Достал из корзины теплое кимоно, решив продать его, чтобы возместить расходы на дорогу. Но тут в газете появилось сообщение о сокращении количества поездов в связи с нехваткой угля. Да и газета вышла в половину формата. Опять возникло препятствие на его пути. Сообщение о том, что сокращается количество поездов, повергло людей в ужас. Но он все равно решил ехать и встал в очередь за билетом в транспортной конторе еще до рассвета. Потом шесть часов ждал поезда на платформе.
…Когда рассвело после душной ночи, за окном уже была видна чистая вода и зеленые горные хребты. Он вышел на станции Курасики и жадно вдохнул свежий воздух, будто впервые оказался в тихом городке. Дом сестры находился неподалеку от станции. Он сел в гостиной на татами и почувствовал несказанное блаженство. С изумлением глядел на самый обыкновенный сад с соснами и камнями, поросшими мхом. Племянница сильно вытянулась с тех пор, как он ее видел. Она училась в третьем классе начальной школы, но в своих хлопчатобумажных штанишках выглядела милой девочкой-подростком, ученицей старших классов. «Вот и праздник пришел долгожданный, вместе встретим его…» — пела племянница со своей младшей сестренкой,
— Кто тебя научил петь эту песню? — спросил он.
— Мама. Очень красиво: «Долгожданный…»
На другой день, когда он, посмотрев коллекцию Охара, [32] вернулся домой, маленькая племянница протянула ему конфету, одну из пяти, что выдали по карточкам.
— Возьмите, дядя, — сказала она.
— Спасибо. Мне не надо. Ешь сама.
Девочка недоуменно уставилась на него круглыми глазами.
— Возьми. Ведь она делится с тобой скудным пайком, — посоветовала сестра.
32
Коллекция Охара — музей западного искусства в г. Курасики.
…На другой день он сел в поезд и к вечеру был в Хиросиме. Когда поезд подошел к перрону, закрапал дождь. За вокзальной площадью теснились в беспорядке невзрачные бараки. Он прошел по мосту и поспешил дальше, поглядывая на вновь возникшие маленькие одноэтажные лавочки, тесно лепившиеся друг к другу по обеим сторонам улицы. Миновал еще один мост. Бараки встречались уже реже и еще не образовали улицы. На пустыре, далеко в стороне от дороги, виднелся маленький домик.
Он приблизился к домику, взглянул на табличку с фамилией и хотел открыть дверь в прихожую. Но дверь оказалась запертой. Окликнул хозяев, ответа не последовало. Наверно, не перебрались еще из Хацукаити. Но сегодня канун Нового года. Как же так? Поглядывая на огород, возделанный на пепелище, он пошел вокруг дома к веранде. Там валялись в беспорядке вещи, и среди них бродили его племянники. Оказалось, они только в тот день вернулись из Хацукаити.
Утром он решил навестить могилу своей жены. В последний раз он был там перед тем, как сбросили атомную бомбу. Он заметил, что по дороге к храму настроили много новых домов. Кладбище хорошо сохранилось, на месте разрушенного храма возвели новый — барачного типа.
Потом он не спеша отправился туда, где раньше проходила шумная центральная улица. Она и теперь была оживленной, работали книжные магазины, банки, кафе. Уже лепились крыша к крыше ларьки пока еще не открытого рынка. Он знал, что где-то здесь построил дом его младший брат, выезжавший с семьей в деревню Яхата. Ему сразу бросилась в глаза табличка с фамилией, которую, наверно, написал сам брат. Дверь была заперта. Он поискал, нет ли другого входа в дом, и увидел открытую дверь в ванную. В доме еще не было ни сёдзи, ни фусума и всюду вместо них висели шерстяные одеяла и занавески. В тесной полутемной комнате валялись в беспорядке вещи, тихонько шушукались дети: маленькая худая племянница в грязном платье и загорелые племянники. Брат с осунувшимся лицом, положив подбородок на грелку для ног, прошептал:
— Какой уж тут Новый год!
Видимо, все здесь напоминало ему ужасную трагедию, развернувшуюся недавно.
Покинув дом брата, он поехал к старшей сестре на улицу Кавагути. Он окликнул ее со стороны веранды. Сестра сидела в углу комнаты и быстро строчила на швейной машинке. Услышав его голос, обернулась с озабоченным видом.
— Вот работаю не покладая рук. Но сегодня, так и быть, отдохну немного. Как-никак Новый год! — сказала она, присаживаясь к хибати. [33] — Братья наши молодцы. Вон какие дома понастроили, — продолжала она.
33
Хибати — переносная жаровня, служащая для отопления в японском доме.
Он вспоминал, что точно таким же тоном она выговаривала ему как-то: «Ну и что же ты собираешься делать? Теперь не время прохлаждаться». Пока он медлил в Токио, не зная, где приклонить голову, братья соорудили жилища для себя и своих семей.
Он пробыл в доме старшего брата три дня. Дом получился скромный, с комнатами в восемь, шесть и три татами, с кухней и ванной. Когда бывшие соседи приходили взглянуть на новое жилье, сноха хвалила:
– Удобный домик, жить можно.