Шевалье д'Арманталь
Шрифт:
И тут же, подкрепляя свои слова действиями, Бонифас потащил к столу стул, стоявший у двери, и уселся между аббатом Бриго и шевалье.
– Господин Бонифас, - сказала госпожа Дени, стараясь напустить на себя строгий вид, - разве вы не видите, что здесь посторонние?
– Посторонние?
– изумленно спросил Бонифас, придвигая к себе блюдо.
– А где они, эти посторонние? Может, это вы, папаша Бриго, или господин Рауль? Какой же он посторонний, он просто жилец!
И, завладев свободным прибором, он принялся насыщаться с усердием, не оставлявшим никакого сомнения в том, что он не замедлит наверстать упущенное.
– Госпожа Дени, - воскликнул д'Арманталь, - я с радостью вижу, что мои дела обстоят куда лучше, чем я думал! Я и не подозревал, что имею честь быть известным господину Бонифасу!
– Странно было бы, если бы я вас не знал, - проговорил с набитым ртом клерк стряпчего.
– Ведь вы заняли мою комнату.
– Как, госпожа Дени, вы скрыли от меня, что я удостоен чести занимать апартаменты будущего наследника вашего дома? Теперь я не удивляюсь, что комната оказалась столь изящно обставленной. Чувствуется, что там ко всему прикоснулась рука любящей матери.
– Спасибо на добром слове. Но позвольте дать вам дружеский совет, шевалье: не глядите слишком много в окно.
– Почему?
– спросил д'Арманталь.
– Да потому, что напротив вас живет некая особа…
– Мадемуазель Батильда!
– не удержавшись, воскликнул шевалье.
– Ах, вы уже знакомы с ней?
– подхватил Бонифас.
– Так-так, тогда все пойдет как по маслу!
– Извольте замолчать, сударь!
– приказала госпожа Дени.
– Нет уж. Надо предупреждать нанимателей, когда имеются обстоятельства, могущие послужить основанием для расторжения найма. Вы не служите у стряпчего, матушка, и не знаете этих тонкостей.
– Мальчик необычайно умен!
– сказал аббат Брито таким тоном, что невозможно было разобрать, шутит ли он или говорит серьезно.
– Но что может быть общего между господином Раулем и мадемуазель Батильдой?
– спросила госпожа Дени.
– Что может быть общего? Да то, что через неделю он будет от нее без ума, если он мужчина. А в кокетку влюбляться не стоит.
– В кокетку?
– переспросил д'Арманталь.
– Да, она кокетка, кокетка!
– упрямо повторил Бонифас.
– Я это утверждаю и не откажусь от своих слов. С молодыми людьми разыгрывает из себя недотрогу, а живет со стариком. К тому же у нее есть премерзкая собачонка, по кличке Мирза, которая пожирала все мои конфеты, а теперь, как только завидит меня, норовит вцепиться мне в икры.
– Прошу вас удалиться, мадемуазель Эмилия и мадемуазель Атенаис, - сказала госпожа Дени, поднимаясь сама и заставляя тем самым подняться своих дочерей.
– Вашего чистого слуха не должны касаться подобные легкомысленные речи.
И, подталкивая девушек к двери, она направилась вместе с ними в их комнату.
Что же касается шевалье д'Арманталя, то его охватило бешеное желание размозжить бутылкой голову господину Бонифасу. Однако, понимая весь комизм своего положения, он сделал над собой усилие и сдержался.
– А я-то думал, что этот добропорядочный обыватель, проживающий на террасе, - вы, видимо, его имеете в виду, господин Бонифас…
– Да, да, именно его, этого старого мошенника. И кто бы мог подумать!
– … ее отец!
– невозмутимо продолжал д'Арманталь.
– Ее отец? Да разве у мадемуазель Батильды есть отец? Нет у нее никакого отца!
– Или, скажем, дядюшка.
– Ха-ха, «дядюшка»! Какой-нибудь двоюродный дядюшка!
– Сударь, - величественно сказала госпожа Дени, вернувшись из комнаты девиц и плотно прикрыв за собой дверь, - я вас уже просила запомнить раз и навсегда, что не следует позволять себе столь легкомысленные речи в присутствии ваших сестриц.
– Ох, уж эти сестрицы!
– воскликнул Бонифас, не унимаясь.
– Неужели вы считаете их слишком юными, чтобы выслушивать то, что я сказал, - особенно Эмилию, которой уже исполнилось двадцать три года.
– Эмилия невинна, как младенец, сударь!
– сказала госпожа Дени, усаживаясь на свое место между Бриго и д'Арманталем.
– Да уж, невинна! Как бы не так, мамаша Дени. На днях в комнате этой невинной особы я нашел один прелестный романчик. Подходящее чтение для великого поста!.. Вам, папаша Бриго, как ее исповеднику, я дам его почитать. Может быть, это вы разрешили ей коротать предпасхальные вечера за этой книгой?
– Молчи, злой шалун!
– сказал аббат.
– Видишь, как ты огорчаешь свою мать?
В самом деле, госпожа Дени сгорала от стыда при мысли, что эта сцена, столь пагубная для ее дочерей, разыгралась на глазах молодого человека, на котором она, со свойственной матерям дальновидностью, уже успела остановить свой выбор. Казалось, она вот-вот упадет в обморок.
Меньше всего мужчины доверяют женским обморокам, и в то же время именно обмороками их легче всего провести.
Впрочем, поверил ли шевалье д'Арманталь в обморок своей хозяйки или не поверил, но он был слишком вежливым. человеком, чтобы при этих обстоятельствах не оказать ей внимания. Протянув вперед руки, шевалье двинулся навстречу госпоже Дени, и она, не видя другой опоры, сделала несколько шагов по направлению к шевалье и, запрокинув голову, рухнула в его объятия.
– Аббат, - сказал д'Арманталь в то время, как господин Бонифас, воспользовавшись создавшимся положением, торопливо рассовывал по карманам все конфеты, которые еще оставались на столе, - аббат, придвиньте же кресло!
Аббат придвинул кресло со спокойной неторопливостью, которая свидетельствовала о том, что он привык к подобным происшествиям и нимало не опасался за их последствия. Госпожу Дени усадили в кресло, д'Арманталь дал ей нюхательной соли, а аббат стал похлопывать ее по ладоням. Однако, несмотря на все их старания, госпожа Дени, казалось, и не думала приходить в себя. Но вдруг в тот момент, когда этого меньше всего стоило ожидать, она вскочила на ноги как ужаленная и издала пронзительный вопль.
Д'Арманталь подумал, что за обмороком последовал нервный припадок. Он не на шутку испугался - такой неподдельный ужас прозвучал в крике бедной женщины.
– Ничего, ничего, - сказал Бонифас, - просто я ей вылил за шиворот графин холодной воды - от этого она и очнулась. А то, вы же сами видели, она не знала, как ей прийти в себя. Что ты так смотришь?
– спросил безжалостный сорванец в ответ на пылающий гневом взгляд госпожи Дени.
– Ну да, это я. Ты что, не узнаешь меня, твоего маленького Бонифаса, который так тебя любит!