Шевалье де Мезон-Руж
Шрифт:
— И я своей жизнью отвечаю за друзей, которых имел неосторожность привести с собой.
— Не ручайся ни за кого, — ответил ему обвинитель. Во дворах Тампля царила большая суматоха.
Это Симон после напрасных попыток найти унесенную ветром записку побежал домой к Сантеру и рассказал ему о попытке похищения королевы со всеми дополнениями, на какие только было способно его воображение; Сантер примчался; Тампль был окружен; караул сменили, к большой досаде Лорена, пытавшегося протестовать против этого оскорбления,
— Ах ты мерзкий сапожник, — сказал он Симону, погрозив ему саблей, — этой шуточкой я обязан тебе. Но будь спокоен, я тебе за нее отплачу.
— А я думаю, что скорее ты за все сразу заплатишь нации, — ответил тот, потирая руки.
— Гражданин Морис, — сказал Сантер, — ты поступаешь в распоряжение Коммуны; там тебя допросят.
— Слушаюсь, командир. Я уже просил арестовать меня, прошу сделать это сейчас.
— Подожди, подожди, — тихонько прошептал Симон, — раз ты так настаиваешь, мы уж постараемся тебе это устроить.
И он снова направился к тетке Тизон.
XXIII. БОГИНЯ РАЗУМА
Целый день во дворе, в саду и около него искали маленький кусочек бумаги, вызвавший столько волнений и — в этом уже не сомневались — таивший в себе целый заговор;
Допросили королеву, предварительно отделив ее от золовки и дочери. Но она ничего не сказала, кроме того, что встретила на лестнице молодую женщину с букетом гвоздик и удовольствовалась тем, что взяла из этого букета один цветок. Причем она взяла цветок только с разрешения муниципального гвардейца Мориса.
Ей больше нечего было добавить к сказанному, это была правда во всей своей простоте и силе.
Обо всем этом было сообщено Морису, когда очередь дошла до него. Он подтвердил показания королевы, сказав, что они точны и искренни.
— Так что же, — спросил старший представитель Коммуны, — значит, имел место заговор?
— Это невозможно! — воскликнул Морис. — Ведь я сам, обедая у госпожи Диксмер, предложил ей прийти посмотреть на королеву: никогда прежде она не видела ее. И мы ничего не назначали заранее — ни дня, ни способа, которым сделаем это.
— Но при ней были цветы, — допрашивал старший из посланцев Коммуны. — Она заранее приготовила букет?
— Вовсе нет. Это я купил его у цветочницы, что подошла к нам на углу улицы Вьей-Одриетт.
— Значит, цветочница сама предложила тебе букет?
— Нет, гражданин, я выбрал его сам среди десяти или двенадцати. Правда, я выбрал самый красивый.
— Можно ли было в течение того времени, пока вы шли сюда, сунуть в цветок записку?
— Невозможно, гражданин. Я ни на минуту не покидал госпожу Диксмер. И чтобы проделать операцию, о которой вы говорите, с каждым цветком — а заметьте, что в каждом цветке, по утверждению Симона, должна была находиться подобная записка, — понадобилось бы, по меньшей мере, полдня.
— Но, наконец, хватило бы времени, чтобы вложить записки хотя бы в пару гвоздик?
— Я видел сам, как узница наугад вытащила цветок, отказавшись принять весь букет.
— Значит, по-твоему, гражданин Ленде, никакого заговора нет?
— Напротив, заговор существует, — ответил Морис.
–
И я первый готов не только в это поверить, но и утверждать это. Только мои друзья не имеют к нему никакого отношения. Однако, чтобы у нации не было ни малейшего опасения, я предлагаю залог и отдаюсь в руки властей.
— Ну уж нет, — сказал Сантер. — Разве так поступают с испытанными людьми вроде тебя? Если ты посадишь себя под арест, чтобы ответить за друзей, то я должен буду тоже объявить себя арестованным, потому что отвечаю за тебя. Итак, дело простое: ведь положенного доноса нет, правда? Никто не узнает о том, что произошло. Мы удвоим наблюдение, а особенно ты, и все узнаем, избежав огласки.
— Спасибо, командир, — сказал Морис, — но я вам отвечаю так, как ответили бы вы, находясь на моем месте. Мы не должны ограничиваться этим, нам нужно отыскать цветочницу.
— Цветочница далеко; но будь спокоен, ее будут искать. Ты понаблюдай за друзьями, я же буду следить за сношениями с тюрьмой.
Однако они совершенно не подумали о Симоне, а у того был составлен свой план.
К концу заседания, — о нем мы только что рассказали, — сапожник явился, чтобы узнать новости. Ему сказали о решении Коммуны.
— Ах так! Значит, нужен только донос по всей форме, чтобы дело было сделано, — сказал он. — Подождите пять минут, я принесу его вам.
— От кого же он? — спросил старший из посланцев Коммуны.
— От мужественной гражданки Тизон, изобличающей тайные происки сторонника аристократии Мориса и интриги другого ложного патриота из числа его друзей, по имени Лорен.
— Поосторожнее, поосторожнее, Симон! Рвение к интересам нации, похоже, затуманивает тебе голову, — сказал руководитель депутации. — Морис Ленде и Гиацинт Лорен — проверенные патриоты.
— Увидим в трибунале, — ответил Симон.
— Хорошенько подумай, Симон. Ведь это будет постыдный процесс для всех истинных патриотов.
— Постыдный или нет, что мне за дело до этого? Разве я боюсь скандала? По крайней мере, люди узнают всю правду о тех, кто предает.
— Итак, ты настаиваешь на том, чтобы подать донос от имени тетки Тизон?
— Я сам подам его сегодня же вечером кордельерам и на тебя тоже донесу, гражданин, раз ты не хочешь дать приказ арестовать предателя Мориса.
— Что ж, ладно, — сказал старший представитель Коммуны (по обычаю того злосчастного времени, он дрожал перед теми, кто громко кричал). — Ладно, его арестуют.