Шевроны спецназа
Шрифт:
— Нет, не слышал об этом. И что?
— Ну, а Саня половину шашки ножом нарезал и съел с минералкой.
— Помогло?
— Еще как! Саня потом неделю от запора мучился.
Взрыв дружного хохота спугнул стайку воробьев, чирикавших на дереве.
— Я слышал, его потом на «вертушке» сбили с ребятами, когда они уже на базу шли.
— Да, было дело.
В столовой наступила тишина.
— Эх, блин, — вздохнул кто-то.
— Ну, значит, дают нам задание, — заговорил после паузы невидимый старшему лейтенанту рассказчик, — «снести» одну «бригаду» при покупке «стволов». «Снести» всех, но при этом красная «девятка» должна уйти. Ну, понятно. Какие-то там очередные игры оперов… Нам-то что… уйти так уйти… «девятка» так «девятка». Залегли мы в лесочке под горой, ждем. Приехали «гости». Мы, как положено, орем — всем лежать, оружие на землю. Ну, постреляли там немного… пара дураков решили в американских ковбоев поиграть, не получилось у них. И видим, красная «девятка» срывается с места и уносится по лесной просеке. Капитан вскакивает и орет, специально для тех, кто мордой в землю лежит: «Огонь по машине! Не давать им уйти! Огонь!»
А сам нам подмигивает, мол, делать так, как и договорились. Мы с автоматов дружно по веткам ка-ак рубанем… Все очень достоверно вышло… капитан кричит, мы стреляем… в общем, красивая легенда у «того парня» должна была получиться. Чудом вырвался из засады, и все такое.
— А! Ну, конечно! А Коля на инструктаже не был, да?
— Ну да! Он садится в позицию, поднимает винтовку и начинает стрелять по машине! «Врешь, — говорит, — не уйдешь, сволочь!» Только на пятом выстреле мы сообразили, куда он стреляет, и то лишь по направлению ствола.
— А этот опер к нам в расположение приехал, через неделю где-то, спину свою показывал. Воот такой синячище под левой лопаткой… не промахнулся тогда наш Колян, четыре пули в «девятку» положил, хорошо, что на излете. И смех, и грех. Зато «легенда» железная получилась.
— Помню. Он тогда еще барашка у местных купил, извинялся.
— Давай, Витек, за те времена. Мы-то живые остались.
— Давай!
Ближе к восьми часам на асфальтовой дорожке появилась еще одна фигура, и тоже с ручной кладью в руках. Минохин присмотрелся и удивленно покачал головой. К столику подошел заведующий вещевым складом прапорщик Тюленев. Мужик он был уже в годах, под пенсию, и честно дослуживал свой срок. В общем-то, прапорщик был «хозошником» невредным, всегда старался подобрать вещи и амуницию ребятам по размеру и никогда не выбрасывал на прилавок все подряд: «Бери, бери, ничего страшного, если не по размеру, потом с кем-нибудь поменяешься. Давай не задерживай остальных, мне еще третью роту одевать надо!»
Палыча в бригаде уважали, но на торжества за стол старались не приглашать. Нет, никаких дурных наклонностей за ним не водилось, он не расклеивался от выпитого спиртного, не проявлял буйства характера, всегда понимал, где он находится и с кем пьет, но была одна деталь, которая портила весь вечер.
Представьте себе человека, который, например, на новогоднем празднике, когда все вокруг веселятся и улыбаются, желают друг другу самого хорошего в новом году, в самый разгар веселья негромко разговаривает со стаканом водки, стоящим напротив него на столе и накрытым куском хлеба. Палыч обращался к стакану по имени, называл его Виталиком, все время чокался с ним и наотрез отказывался объяснять свою традиционную застольную привычку.
После двух таких случаев командир роты, который был младше Палыча чуть ли не на пятнадцать лет, очень деликатно попросил ветерана пройти обычные психологические тесты, которым подвергаются все бойцы спецподразделения в обязательном порядке каждые полгода. Психолог, промучив Тюленева целый день, только лишь развела руками в ответ на вопросительный взгляд командира.
«Годен, — сказала она. — В целом и в общем вполне годен. К выдаче штанов и курток я его допускаю. А если копать глубже, то боюсь, что и у вас найдутся какие-то отклонения. Идеально здоровых людей нет, а то, что вы увидели у вашего Палыча, называется профессиональной деформацией. — И добавила совсем уже по-женски: — Все вы здесь чокнутые, только маскируетесь умело. За умение маскироваться можете поставить своим бойцам оценку «отлично».
Тюленев подошел к столику дежурного офицера, и Минохин поднялся, проявляя уважение.
— Здравствуй, Андрей, — негромко проговорил прапорщик. — Ты запиши меня в журнальчик. Я к ребятам с Южного федерального поднимусь, там товарищ мой подъехал, хотел бы увидеться.
— Проходи, Палыч, — ответил старший лейтенант. — Проходи без всяких записей. Порядок ты и так знаешь.
В большой пузатый портфель, который нес с собой начальник вещевой службы, офицер даже не заглянул.
Двое мужчин не стали бурно выражать свои чувства. Они молча обнялись, крепко похлопали друг друга по плечам и отодвинулись, рассматривая друг друга.
— Давно такую прическу носишь, Коля?
— Да как полысел, — усмехнулся майор, потирая голову ладонью. — А у тебя, я вижу, краска черная для волос закончилась, а, Тюлень?
— Закончилась, — вздохнул прапорщик. — Такой больше не делают.
— Ну, присаживайся. Я только дверь закрою. Мои ребята знают, что я не святой, еще никто из них не видел, как я пью водку.
Прапорщик поставил портфель на стол и принялся вытаскивать из него бумажные хрустящие замасленные свертки. В кабинете сразу же вкусно запахло.
— Да ты не очень-то, Саня! Завтра совещание у комбрига.
— Ничего, он у нас мужик понятливый, — уверенно проговорил Тюлень, доставая красивую пузатую бутылку с цветастой наклейкой. — Праздник все-таки! Элита спецназа приехала. Когда еще увидимся?
— А, наливай тогда! — махнул рукой майор. — Действительно, когда еще?
— Ну, что? Давай за нас, давай за вас, и за десант, и за спецназ! — произнес Тюлень, поднимая алюминиевую кружку, которую он предусмотрительно прихватил с собой. Рюмок он не признавал в принципе.
— Давай за спецназ, — кивнул майор, поднимая свою кружку.
Ухтыблин слегка задержал содержимое кружки во рту, стараясь определить качество выпивки, а затем одним глотком проглотил дорогое заграничное спиртное.
— Самогоном пахнет или мне показалось?
— Есть немного, — усмехнулся прапорщик. — Виски всегда самогоном пахнет.
— Никогда бы в жизни не подумал, — повертел бутылку в руках майор. — Я всегда считал, что у виски должен быть какой-то очень особенный, неповторимый, какой-то американский, что ли, привкус.
— Паршивый у него привкус, — ответил ему старый друг, — одно в нем хорошо — он слабее водки, поэтому его и взял, у всех завтра дела.
— Да, придется побегать… официально зарегистрироваться, пойти полосу посмотреть, с правилами еще раз ознакомиться. Ты же знаешь, организаторы всегда что-то новенькое придумают.
— Знаю. Ну, рассказывай, кого видел, что слышал? Как там наши ребята?
— Да что я… я в провинции живу, это ты тут практически в столице устроился. Наливай еще, что ли?