Шхуна, которая не желала плавать
Шрифт:
Однако в семь часов мы услышали новый звук — первый посвист ветра в наших снастях. Первый вздох надвигающегося шторма.
Шкипер «Джинни Барнс» подарил нам мелкомасштабную и сильно истертую карту залива Пласеншия. Хотя разобрать на ней что-нибудь оказалось трудно, но мы все-таки установили, что ни подводных рифов, ни скал у берегов Литл-Бери на вроде бы нет, а потому решили держать курс прямо на диафон, а когда подойдем близко, повернуть на север и попытаться зайти за остров с подветренной стороны. А там бросить якорь в наиболее защищенном месте, какое удастся найти, и пережидать там, пока шторм не кончится или не рассеется туман,
Дальше начался кошмар. Чтобы расслышать диафон, мы каждые пятьдесят минут выключали двигатель, проверяя направление. После каждого выключения заводился он со все большим трудом. В восемь тридцать, когда до диафона оставалось четверть мили, обалдуйка наотрез отказалась снова заводиться. Я потел над ней, менял зажигатели, колдовал над проводками, а грохот прибоя, разбивающегося о двухсотфутовые обрывы острова Литл-Бёрин, все нарастал и нарастал, потому что прилив нес нас туда.
На воскрешение обалдуйки ушел добрый час, и мы отдавали себе отчет, что уже не рискнем ее выключить, пока не доберемся до якорного места. Джек встал у бушприта, а я стоял у руля и еле различал взмахи его руки, когда он указывал направление диафона, который он теперь слышал и сквозь рев двигателя. Внезапно он вскинул обе руки. Растерявшись, я круто переложил руль. «Счастливое Дерзание» повернулась на каблуках, и мы поплыли назад в море.
Джек, спотыкаясь, побежал на корму. На нем лица не было. Он сообщил, что серая стена тумана внезапно стала абсолютно черной, и не только по носу, но и по правому борту и по левому. Ему потребовалась лишь сотая доля секунды, чтобы осознать, что он видит окутанный туманом обрыв, вздымающийся перед ним на расстоянии каких-то ярдов. Поскольку гибель, казалось, грозила нам со всех сторон, куда бы мы ни повернули, он замахал мне, чтобы я выключил двигатель: пусть «Счастливое Дерзание» ударится о скалу с меньшей силой. Но удача улыбнулась нам. Мы вошли в мелкую бухту к югу от диафона, причем достаточно широкую, чтобы вовремя повернуться и благополучно выйти из нее.
В первый момент мы было решили оставить попытки где-то укрыться от шторма и встретить его в открытом море. Но тут же одумались. «Счастливое Дерзание» текла так, что ненадежный насос еле-еле поддерживал воду в трюме на данном уровне. Двигатель явно находился при последнем издыхании. Ветер с юго-востока свежел. Мы знали, что нам не удастся отойти от берега против ветра и волн. Так или иначе, нам было суждено оказаться на берегу. Мы могли лишь выбирать, как именно это произойдет.
Мы выбрали вторую попытку обойти Литл-Бёрин.
Джек снова прошел на нос. Потом он признался мне, что порывался схватить отпорный крюк, выставить его перед собой и отталкиваться от утесов. И вовсе не такая безумная мысль, как может показаться. Несколько дней спустя смотритель маяка изложил нам свое впечатление от нашего прибытия:
— Я, ребята, слышал вас там часы и часы. И не мог в толк взять, чего вы хотите. То слышу вашу машину, то она вроде замолкает. Ну, думаю, в море ушли, а может, на берег выскочили. И — бац! — опять вы прете прямо на меня. И в последний-то раз, сэр, я уж думал, вы вылезете на обрыв, воткнетесь в мою дверь да и встанете на заднем дворе.
Действительно, в последний раз мы шли прямо на диафон, я даже слышал его у себя на корме: бычье мычание, перекрывавшее тарахтение обалдуйки. Правая рука Джека вытянулась вперед, и я резко положил руль налево. На
Вот так мы лавировали. Я очень медленно отпустил румпель. Чуть туман начинал чернеть, Джек махал мне рукой. Едва туман снова обретал скорость и остров исчезал из вида, мы вновь осторожно возвращались на прежний курс, пока он вновь не начинал маячить впереди, а тогда повторили тот же маневр. Несмотря на холод, я был весь в мыле, точно загнанная лошадь… И был настолько поглощен своим занятием, что не сразу осознал, что рев диафона отдаляется. Мы обогнули остров и шли теперь вдоль его северного берега.
На колене у меня была разостлана карта, и я вперился в нее, пытаясь отыскать цифры промера глубин, и в конце концов углядел их. Двенадцать фатомов вплоть до самого подножья обрывов — а якорная цепь у нас ровнехонько пятнадцать фатомов.
А Джек на носу уже вытравливал цепь на палубу, ожидая моей команды бросить якорь. Я крикнул ему, и он пришел на корму. Я показал ему цифры. Мы оба знали, что никоим образом нам не отстояться на якоре в шторм, имея в запасе всего три фатома цепи. И тут Джек оскалился в жуткой усмешке.
— К черту! — сказал он. — Держи на север. Войдем в Бёринский залив. Будем идти впритирку к западному берегу и руководствоваться чернотой обрывов.
Так мы и поступили. Взбодренные пьянящим чувством, то ли бесшабашности, то ли законной гордости — ведь уже было сделано невозможное, — мы углубились в Бёринский залив почти на две мили, так ничего и не увидев. Руководствовались мы чернотой, маячившей по левому борту. Когда мы решили, что прошли достаточно, чтобы считать себя в безопасности — насколько это вообще было нам дано, — то выключили двигатель.
«Счастливое Дерзание» плавно заскользила сквозь серую похлебку по неподвижной воде. Где-то лаяла собака. Где-то звонил церковный колокол. Джек бросил лот за борт и получил четыре фатома и илистое дно. Якорь плюхнулся в воду, и звонко запела, разматываясь, цепь.
Немного погодя мы спустились в нашу каютку и уснули.
Глава одиннадцатая
Бёринские ребята
Я проснулся около полудня, проснулся внезапно с неясным ощущением тревоги. Мне снился сон: я командовал «Куин-Мэри» и должен был войти в порт Литл-Бёрина. Все стекла в рубке были замазаны черной краской. На мне были черные очки, а кругом стоял черный ночной мрак, туман и…
Я проснулся. В каюту лился солнечный свет. «Счастливое Дерзание» приплясывала на якорной цепи, волны пошлепывали ее по носу, одаряя жизнью и движением. В снастях свистел ветер, а по мачте резко хлопал фал.
Я сонно слез с койки, прошел на корму, час поработал с насосом, а потом, исполнив свой долг, выбрался на палубу.
День был изумительный, сверкающий солнцем, полный кипучей энергией… Шторм урчал над окружающими холмами, гнал по лазурному небу клочья туч, но внизу, в длинном ответвлении искрящегося залива, дул только свежий бриз. Тумана не было и в помине. А вот о людях и бурлении жизни свидетельств хватало.