Шикаста
Шрифт:
Одной из моих задач было наблюдать за Тофиком, оценивать его состояния и, по возможности, тактично напоминать о его миссии.
Тофику немногим более пятидесяти, то есть уже более половины жалкого отрезка, отведенного на жизнь шикастянам, позади. Оказалось, правда, что ему суждено было прожить несколько больше среднего срока. В возрасте семидесяти пяти лет его назначили представлять интересы пожилых людей. Почтенный представитель, ничего не скажешь.
Дом Джона Брента-Оксфорда находился в респектабельном районе города, образ жизни его можно было назвать умеренным, не чрезмерно вызывающим для ареала его проживания, хотя, как он сам с удивлением узнал позже, с точки зрения глобальной почтенного юриста можно было обвинить в преступной и постыдной распущенности, в бездумном расточительстве. Семей у него было всего две. Первая жена с четырьмя его детьми жила в другом районе, сам он
Внешностью Джон Брент-Оксфорд не выделялся. Темные волосы, темные глаза, возможно, сохранившие что-то от далеких предков-гигантов, бледная кожа гигантов-альбиносов, крепкое сложение, напоминающее мне аборигенов Шикасты. И множество других примесей. Эксперименты Сириуса, шамматские шпионы … Да мало ли кто еще.
Как и все общественные деятели той поры, обладал он двоякой личностью: на публику и для частного потребления. Это вполне отвечало принципиальной невозможности говорить правду тем, кого представляешь. Убежденность, мотивированность, шарм составляли его рабочий инструментарий. Эти и иные методы общения в иных областях галактики, на других планетах назвали бы лживостью, лицемерием, посчитали бы презренными или даже преступными, но на Шикаете они превозносились как первейшие признаки слуги народа. Разумеется, не о нем одном можно было так отозваться, теми же качествами обладали и его соратники, а также противники из других политических сект. Кажущиеся противоположности оказывались на поверку неразличимыми близнецами.
В фигуры национального масштаба Джон выдвинулся с сорока лет, не в силу компетентности или лучшего понимания положения нации, а просто потому, что оказался в нужное время в нужном месте. Конечно, он не был обделен способностями, но они в его выдвижении никакой роли не играли, да и в иных аспектах он ими воспользоваться не мог, ибо чувствовал себя связанным и вынужден был эти способности подавлять. Порой Брент-Оксфорд даже не разбирался, какими талантами он одарен и к чему они могли бы послужить. Эта неуверенность и внутреннее беспокойство заставляли его припадать к бутылке, погружаться в глубины цинизма и самоуничижения. Он понимал, что уважают его не за то, что достойно уважения, и уважают его не те люди, которых он «представляет». Они могут что-то сделать — даже и немало (делать, могут бороться, могут пойти на преступление, чтобы продвинуть к власти «своего» представителя, но после этого не считают себя ответственными за свой выбор. Ибо характерной чертой весьма извилистого разума обитателей этой планеты является способность лезть в драку за свои мнения и убеждения, от которых они через год, месяц, а то и через несколько минут с легкостью отрекутся.
Установив местоположение Тофика, я устроился, обосновавшись в Зоне 6 таким образом, чтобы наблюдать, собирать информацию, а по возможности и повлиять на него, как раз когда он вступил в период напряженной эмоциональной активности.
Для Джона Брент-Оксфорда наступило время выбора, время решений. Он переживал это как еще один кризис. Политическая секта, которую он представлял, как раз потеряла власть. Собственно, они уже не в первый раз после Второй мировой войны (мы на Канопусе называем ее Второй интенсивной фазой Войны XX века) вылетели из правительства, и не это беспокоило его в первую очередь. На Джона давили (по нашей инициативе) с целью вернуть его в юридическую фирму, чтобы он укрепил свою репутацию среди законников. Он смог бы с легкостью решить несколько интересных дел. Ему также предлагали работу в Совете северных стран, но эта высокая должность отпугивала его, ибо Брент-Оксфорд знал, что окажется не на месте, не сможет должным образом отстаивать интересы белых народов, которым грозило истребление. Не хватало ему квалификации для этой работы. С нашей точки зрения эта работа грозила ему личной катастрофой.
Того же мнения придерживалась и его последняя жена. Она не пылала к супругу страстью преданной секретарши. Как, впрочем, и первая жена. Обе вышли за Джона, привлеченные его скрытым потенциалом, и обе разочаровались,
Я наблюдал за ним в течение нескольких дней. Брент-Оксфорд уединился в большой комнате под крышей своего дома, где он обычно работал и куда никто из семьи не заходил. Поскольку он оставался один, то на показной шарм внимания не обращал. Джон нервно вышагивал взад-вперед, прическа растрепалась (в ту эпоху большое внимание уделялось состоянию волосяного покрова головы), покрасневшие глаза блуждали по сторонам, не в состоянии сфокусироваться. Он в подпитии, не то попросту вульгарно пьян. Пьет уже не первый день. Иногда на ходу издает стоны, покачивается, морщится, как будто бы от боли. Вот он уселся, обнял торс руками, перехватил руки, схватившись за плечи; рухнул на диван, мгновенно заснул… Чуть ли не сразу проснулся, вскочил, снова зашагал. Джон Брент-Оксфорд решился. Работа в Северном блоке ему подходит. Он сознает и не сознает, что совершает ошибку. Его рациональное «я» видит новые возможности, ничего, кроме возможностей для его самовыражения… Для его амбиций, прячущихся за лозунгами «Прогресс!», «Справедливость!» и т. п. Он видит, как расширяется и крепнет Северный блок ко всеобщему удовлетворению. Но для всех очевидно, что мировой порядок трещит по швам. Проблемы не только всего мира, но даже одной страны невозможно решить партийными наскоками, с партийных позиций — а кто способен на иной подход? Меньшинства, пусть даже влиятельные, могут взывать к Джону, к Тофику, на иное они не способны… Но и он не способен преодолеть шаблоны партийного мышления. Он вспоминает о семье. Не хочется, чтобы и этот брак распался. Не хочется разочаровывать младших детей, как он в свое время разочаровал старших. Он боится потомства своего — общая черта того времени. Но об этом позже.
Однако, оставшись членом местного парламента, Джон Прент-Оксфорд не сможет не ощутить разочарования.
Вскочил — пробежался — уселся — замер — закачался — вскочил — пробежался — улегся — вскочил… В результате этой бешеной активности он заметил еще одну возможность. Вернуться в юридическую контору, заняться практикой, там открываются новые перспективы… но нет, нет, а как же мировые масштабы, свет юпитеров, высокие трибуны? И все же… И все же… Ведь это было запланировано для него, было запланировано им самим до появления на Шикаете.
Вот тут-то я и вмешался.
Ночь, тишь, с улицы не доносится ни звука. Домашние машины приучены вести себя скромно, соблюдать тишину. В доме ни звука. Источник света лишь один, неяркая лампочка в углу комнаты.
Его глаза снова и снова возвращаются туда… От усталости и алкоголя он туго соображает.
— Тофик, — говорю я. — Тофик, вспомни! Попробуй вспомнить.
Все это, разумеется, обмен мыслями. Он не шевельнулся, но напрягся, опомнился, прислушался. Глаза настороже. В этих темных глазах, ставших вдруг задумчивыми, я узнаю своего друга, своего брата.
— Тофик, то, что ты сейчас думаешь, верно. Этого и держись. Так и действуй. Еще не поздно. Политика — тяжкая ошибка. Политика не для тебя. Не ухудшай ситуацию.
Он все еще неподвижен. Слушает. Вслушивается каждой частицей своего «я». Осторожно повернул голову — я вижу, он ожидает, что увидит кого-то или что-то в сгустках теней. Смутно вспоминает меня. Но никого не видит, как ни всматривается в утлы. Нет, он не испуган.
Однако неожиданность вторжения действует на него. Он встал, сел, улегся — заснул мгновенно.
Он спит, и я ввожу в его сознание сон.
Мы с ним в проекционной планетария на Канопусе. Просматриваем события на Шикаете. Миллионы, миллионы, миллионы жалких бедолаг, бедных дикарей с катастрофически коротким сроком жизни, с жалкими каплями ВС на громадные массы, исчезающее малые брызги истинных чувств… Оба мы потрясены судьбой Шикасты, охвачены жалостью к планете, к ее обитателям, половина которых даже питаться как следует не в состоянии. Оба мы видели Шикасту в иные времена, и Тофик чаще, чем я. Мы вместе в проекционной, потому что его пригласили, а от таких приглашений не отказываются. Хотя… (см. «Историю Канопуса», тома 1, 752 и 357, «Разногласия по поводу Шикасты, бывшей Роанды», Введение.)