Схимник
Шрифт:
И только я принял его рукопожатие, как Агван, сидевший все это время рядом, взял меня за плечо и снова что-то быстро забормотал:
– Ом Ман Падме Хум…
Меня сжало со всех сторон. С бешеной скоростью я превращался в уменьшенную копию самого себя. И вдруг резкий звук, толчок, нестерпимая боль, и я превратился в сгусток энергии. Волной меня понесло вдоль сцепленных рук, через рукопожатие, и я оказался внутри моего собеседника.
– Агван, что ты делаешь?! – закричал я.
– Мара искушает тебя, Данила. Он хочет купить твое решение – властью, силой,
Но тысячи людей во всех частях мира продолжают молиться о твоем выборе. И потому у тебя есть возможность взглянуть на этого человека изнутри. И это ты можешь сделать лишь однажды. Ты делаешь это теперь. Он сулит золотые горы, но каково сердце у владельца золотых гор?
– Агван, я все понял! Не нужно! Оставь мне этот шанс! – закричал я.
– Поздно, Данила. Теперь смотри…
И я увидел сердце владельца золотых гор. Светлое пятно, которым оно было когда-то, теперь утопало в черных, растущих на глазах язвах. Оно покрылось темнотой и зачерствело.Свет уже не бился в нем, как прежде, а лишь слабо мерцал. Забота о деньгах, больших, чем ему были нужны, съели этого человека. Все его мысли, все его чувства, прежде светлые и свободные, были теперь розданы заботам о пустоте.
Я видел, как он проводит совещание, —идет по заводским цехам, дает инструкции, куда-то едет, участвует в переговорах. Он смотрит отчеты своих подчиненных и с руганью кидает им их в лицо. Его просят о помощи, но он отказывает. Другим же он дает толстые пачки денег, и эти люди, ничего не говоря, убирают их в стол. Потом снова какие-то разговоры на повышенных тонах, угрозы и страх.
Далее рестораны, казино, ночные клубы. Девушки, мечтающие о его деньгах. Лживые друзья, надеющиеся на совместный бизнес. Дорогие машины, дорогие костюмы, дорогая жизнь. А вот его дом – огромный, похожий на музей – пуст. Жена и дети живут за границей. Он разговаривает с ними во телефону – сухо и официально. Чуть позже недовольным голосом дает распоряжение о переводе каких-то денег.
Глубокая ночь. Он сидит в большой темной комнате у не разожжённого камина. Белый порошок… Тьма.
Все это я вижу словно бы внутренним взором, я смотрю на его сердце и вижу эти картины. Пустое, съеденное изнутри сердце. Когда-то в
нем был свет, когда-то оно билось, и в этом биении звучало дыхание жизни. Это сердце умело чувствовать, оно хотело любить. «Иметь или быть?» – вот вопрос который стоял перед обладателем этого сердца много лет назад. Теперь он имеет все, и его нет.
Видение пропало.
Ах, – я сжался от боли, высвободил руку из рукопожатия и схватился за грудь; казалось, будто бы раскаленный двадцатисантиметровый гвоздь вонзился в эту секунду мне в сердце.
– Что с тобой?! Ты нездоров? – в глазах у Николая читалось недоумение. – Эй, как тебя там – Актай, Албан, Агван? Что ты с ним сделал?! Что это за молитва?
– Он не может остаться с тобой, – спокойно ответил Агван. – Он должен ехать в монастырь.
– Да, не могу, – прохрипел я, превозмогая чудовищную боль. – Мне надо ехать…
– Сумасшедшие…
Я потерял сознание. Когда очнулся, мы уже сидели в аэропорту Иркутска, в общем зале. Погода была ужасная, даже в здании слышался дождь. Он неистово хлестал по кровле, стучался в окна, тянул через двери промозглым ветром. Как только мы смогли приземлиться…
– Данила, – позвал меня маленький монах. – Тебе лучше? Давай, держись, мы уже близко. Осталось совсем чуть-чуть. Мара теряет силы. У нас все получится!
– А где Николай? – спросил я.
– Уехал, – Агван печально улыбнулся. – Думаешь, ты ему нужен? Нет, Данила. Ему никто
не нужен. Он сам себе не нужен. Да его и нет. Хотел все купить и все купил. Большая была душа, многое было дано. Но все зависит от выбора, а выбор есть всегда.
– Куда мы теперь?
– На вокзал. На поезде поедем. Погода только хуже становится, – Агван надел на свои плечи котомку и сделал мне знак, что надо идти.
Совсем стемнело. На город oпycтилась ночь. Маленькую кухоньку освещала одинокая лампочка, висящая под самым потолком на одних проводах.
За окном шел дождь, как в ту ночь, в Иркутске. Стало холодно. Данила встал, зажег конфорку. Потом сел на свое место и продолжил рассказ.
Через час мы уже были на железнодорожном вокзале. Агван взял билеты. До отправления оставалось еще несколько часов. Мы расположились в зале ожидания и задремали. Я проснулся от оживленного разговора где-то по соседству. Мой маленький спутник весело смеялся, беседуя с пожилой супружеской парой.
– Агван, смотри, Данила проснулся, – сказала женщина.
У нее были монголоидные черты лица – достаточно большие, но раскосые, карие глаза, широкие скулы и странный нос без переносицы.
– Данила, познакомься, – сказал улыбающийся Агван. – Это Ользе, она бурятка, как и я. А это ее муж – Сергей Константинович.
Старики уважительно качнули головами в мою сторону. Ользе тут же пригласила меня к импровизированному столу:
– Данила, присоединяйся к нам, тебе надо перекусить.
– Спасибо, с удовольствием. – ответил я и подсел к компании.
На льняной салфетке были разложены домашние пирожки, разные овощи и приправы к ним.
– Видно, сильно проголодался, – сказал старик, глядя на то, как я уплетаю за обе щеки.
Сергею Константиновичу было, как мне показалось, лет семьдесят пять. Выглядел он очень аристократично – высокий лоб, копна седых волос, круглые очки, усы и аккуратная профессорская бородка.
– Мы проделали большой путь. Едем в буддийский монастырь по воле моего Учителя, – признался Агван.
– Это хорошо, – сказала Ользе, – мы тоже поближе к святым местам перебираемся. Умирать скоро, да и внука повидать надо. Скучаем по нему… Как он там?..
– А вы не здесь живете? – спросил Агван.