Шипы и лепестки
Шрифт:
— Эй, твоя формулировка мне нравится. Ладно, хватит обо мне. Расскажи мне все. Собственного любовника я оставила тосковать над миской с кукурузными хлопьями.
Прижав к груди ночную сорочку, Эмма весело закружилась.
— Сказка. Это была сказка. Каждая минута.
— Так-так-так.
— Изысканный французский ресторан, шампанское, апартаменты в «Уолдорфе».
— Боже, это точно твой стиль. Шикарно, элегантно. А еще тебе подошел бы непринужденный шик: свидание в стиле «кэжуал», например пикник на берегу моря лунной ночью — красное вино, свечи
Эмма закрыла опустевший саквояж.
— И почему я не кручу роман с тобой.
— Мы были бы изумительной парой, не сомневайся. — Обняв Эмму за плечи, Мак повернулась с ней к зеркалу. В зеркале отразились Эмма в классических джинсах и легкой блузке и она сама в хлопчатобумажных штанах и футболке, в которых спала. — М-да, сногсшибательная парочка. Ну, попридержим ее в резерве на случай, если остальное не сработает.
— Всегда приятно иметь запасной вариант. О боже, Мак, это была самая идеальная ночь моей жизни. — Эмма повернулась к подруге, сжала ее в объятиях и снова закружилась. — Мы не спали. Вообще. Я не устаю удивляться, как нам интересно разговаривать, узнавать друг о друге что-то новое. Мы проговорили весь ужин и долгую прогулку. И Джек заказал в номер шампанское, а когда мы пришли, там уже горели свечи и звучала тихая музыка.
— Ох.
— Мы пили шампанское, и разговаривали, и занимались любовью. Это было так романтично. — Эмма тихо замурлыкала, закрыла глаза, обхватила себя руками. — А потом мы опять разговаривали, и опять пили шампанское, и опять занимались любовью. Мы завтракали при свечах и…
— Опять занимались любовью.
— Да. Мы ползли домой в жутких пробках, и это не имело никакого значения. Ничего не имело значения. Ничего не могло иметь значения. Мак? Я самый счастливый человек на свете.
— Да, и, извини, это раздражает.
— Очень жаль. Неважно. Я счастлива, но я никогда не думала, что могу быть так счастлива. Я и не представляла, что так бывает. Мне все время хочется прыгать и кружиться, петь и танцевать. Как Джули Эндрюс в «Звуках музыки».
— Хорошо-хорошо. Я поняла. Но не надо, потому что это раздражает еще больше.
— Я знаю. Поэтому я делаю все это мысленно. Я всю жизнь мечтала безумно влюбиться, но даже близко не представляла, каково это. — Эмма плюхнулась на кровать и, ухмыляясь, уставилась на потолок. — Ты все время это чувствуешь? С Картером.
Мак плюхнулась рядом с Эммой.
— А я никогда не представляла, что влюблюсь. Я никогда не мечтала о любви так, как ты, и не искала любовь. Некоторым образом любовь просто обрушилась на меня, свалилась, как тонна кирпичей. Я до сих пор в шоке, когда задумываюсь о том, что происходит со мной, во мне, — я не кружусь, не пою, даже мысленно, это бы меня раздражало. Но вот насчет прыжков — в самую точку. И я в шоке, когда думаю, что кто-то испытывает такие же чувства ко мне.
Эмма взяла Мак за руку.
— Я не знаю, относится ли ко мне Джек так, как я к нему. Но я знаю, что небезразлична ему. Я знаю, что он испытывает ко мне сильные чувства. А я так
— Ты сможешь ему сказать?
— Еще пару дней назад я ответила бы «нет». Сказала бы, что не хочу ничего разрушать, не хочу нарушать хрупкое равновесие. Собственно, я так и ответила, когда Паркер меня спросила. Но теперь я думаю, что смогу. Я думаю, что должна. Просто осталось решить, как и когда.
— Я безумно испугалась, когда Картер сказал, что любит меня. Не огорчайся, если Джек сначала немного испугается.
— Я не думаю, что, говоря кому-то о любви, мы чего-то ждем в ответ. Я думаю, мы говорим потому, что можем что-то дать.
— Ты распаковываешь вещи сразу же, как только возвращаешься домой. Это счастливая черта характера. И ты очень мудро рассуждаешь о любви. Просто удивительно, что мы, все трое, регулярно тебя не поколачиваем.
— Вы не можете. Вы же меня любите.
Мак повернулась лицом к подруге.
— Любим. И болеем за тебя. Все мы.
— Значит, у меня все получится, верно?
Эмма разбиралась с утренней доставкой, когда раздался стук. Недовольно заворчав, она отложила цветы и отправилась открывать дверь — и удивленно заморгала, увидев через стекло Кэтрин Симан и ее сестру. Взмокшая, встрепанная, вряд ли она сейчас сможет произвести благоприятное впечатление на важных клиентов.
Однако деваться некуда. Эмма нацепила на лицо радушную улыбку и распахнула дверь.
— Миссис Симан, миссис Латтимер, рада вас видеть.
— Простите за вторжение, но Джессика и девочки определились с платьями подружек невесты. Я привезла вам образец ткани.
— Отлично. Прошу вас, входите. Не хотите ли что-нибудь выпить? Может, холодный чай? Сегодня тепло.
— С удовольствием, — немедленно согласилась Адель. — Если вас не затруднит.
— Вовсе нет. Присядьте пока, отдохните. Я вернусь через минуту.
Чай, судорожно соображала Эмма, торопясь на кухню. Порезать лимон, достать красивые стаканы. Черт, черт, черт. Тарелочку с печеньем. Спасибо Лорел за неприкосновенный запас. Эмма составила все на поднос, пригладила волосы, нанесла на губы блеск — в кухонном ящике всегда лежал тюбик на непредвиденный случай, — пощипала щеки.
Сделав все возможное в данных обстоятельствах, Эмма дважды глубоко вдохнула и выдохнула и вышла к дамам, слоняющимся по ее гостиной.
— Кейт рассказывала, как у вас тут миленько. Она права.
— Спасибо.
— А ваши личные комнаты наверху?
— Да. Это очень удобно.
— Я заметила, что ваша партнер — Макензи — расширяет свою студию.
— Да. — Эмма налила чай, но осталась стоять, поскольку гостьи не спешили садиться. — В декабре Мак выходит замуж, и им нужно больше личного пространства, так что заодно решили расширить и студию.