Шипы молчания
Шрифт:
Я злобно ухмыльнулся, приподняв бровь. " Готов к полету? Я подписал, испытывая некоторые трудности, так как у меня была только одна свободная рука. Но в этом проклятом мире не было ничего, что заставило бы меня опустить пистолет. «Или хочешь умереть? »
Он внимательно смотрел на меня, его рука в медленном ритме поглаживала балкон. Он отпустил поручень и повернулся ко мне лицом, и внезапно мне показалось, что я стал добычей. Не имело значения, что я держал пистолет, не было сомнений, что я здесь уязвим.
«Ты
Я проигнорировал его вопрос. «Почему ты следишь за мной ?»
Он поднял бровь. «Кто сказал, что я такой?»
Его ASL был чертовски хорош. Слишком хорошо. Вероятно, это еще одна хитрость. Я сильнее прижал дуло пистолета к его виску. — Перестань со мной трахаться .
Его губы растянулись в ленивой улыбке, той самой, которую я когда-то любила. Тот самый, которого я теперь ненавидел.
— Я не был, но если это приглашение, одуванчик, я в игре.
Это было самое глупое прозвище на этой чертовой земле. Конечно, как-нибудь мне его отдадут. Будь он проклят. Это напомнило мне о его ворчании, о его теле, прижавшемся к моему, о том, как его присутствие наполняло мои вены достаточным количеством тепла и напряжения, чтобы вызвать фейерверк. Он был причиной того, что мне было трудно достичь оргазма.
«Я лучше буду подвергнут пыткам, чем прикоснусь к тебе. »
Он схватил мою свободную руку и поднес ее к своему лицу, мой пистолет все еще был прижат к его виску. Он втянул в рот мои пальцы, все еще пропитанные моим возбуждением. Его язык кружился между ними, облизывая и посасывая, и я была готова взорваться снова.
Я чувствовал вибрацию его ворчания или стона, я не был уверен. Его зубы царапали мою кожу, когда он резко вытащил их изо рта.
— Думаю, тебе бы очень понравилось, если бы я прикоснулся к тебе, Никс. Я сглотнула, читая по его губам, мой мозг посылал столько противоречивых сигналов. Почувствуйте его руки на своей коже. Отойди. Пусть он тебя трахнет. Вытолкните его с балкона.
Мне пришлось удалиться от него, прежде чем я сделаю какую-нибудь глупость.
Нажмите. Он так и не вернулся. Нажмите. Он покинул нас. Нажмите. Он разбил мое сердце.
Я отдернула руку, глядя на него, пока мои щеки горели. Это было последнее воспоминание, которое заставило меня сделать шаг назад, старая горечь и боль пробежали по моим венам.
Данте Леоне был лжецом и перевоплощением дьявола с серой, черт возьми, может быть, даже черной моралью и опасной личностью. Мне больше не хотелось его внимания. Я ненавидела его и себя за то, что мне всегда приходилось задаваться вопросом, почему он ушел и не вернулся.
Так что да, я с ним покончил. Я усвоил урок, и мое любопытство по поводу темного и опасного человека было удовлетворено, почти уничтожив меня
«В следующий раз, когда я увижу, что ты преследуешь меня, я пристрелю тебя. Держись, черт возьми, подальше от меня и моей сестры », — подписал я знак, затем, не оглядываясь, вернулся в свою комнату, запер дверь и задернул плотные шторы.
Я положил конец его сталкерским извращениям, несмотря на тоску, которую чувствовал глубоко внутри себя.
ВОСЕМЬ
ДАНТЕ
я
не знала, как долго я стояла у ее кровати, наблюдая за ней, пока она спит, ее длинные ресницы отбрасывают тень на ее щеки.
Она была милой, когда злилась. Еще милее, когда она мне угрожала. Но когда она спала, она выглядела совершенно неиспорченной. Ангел невинности, которая впала в немилость и боролась со своими внутренними демонами и искушала простых смертных.
И такие уроды, как я.
Были самые разные уроды и грешники, которые умерли бы, чтобы увидеть ее такой, спящей, свесив с кровати голое бедро. Ее майка свернулась вокруг талии, открывая мне мучительный взгляд на ее грудь.
Было так соблазнительно наклониться и укусить изгиб ее задницы, но, кажется, у меня хватило приличия не делать этого, находясь сейчас здесь, в ее комнате, без приглашения.
Она думала, что сможет мной командовать. Так чертовски мило. Как только она уснула, я снова поднялся на балкон и, как слегка сумасшедший Ромео, ворвался в ее комнату.
Я убрал ее темную гриву с лица. Маленькая, мягкая и уязвимая, но в то же время жестокая. Жесткий. Как одуванчики. Почему с ней все время возвращались к одуванчикам?
Я слегка покачал головой, наблюдая, как она спит. Черт, как бы мне хотелось подрочить на нее. Отметьте ее кремовую кожу. Нет . Когда это наконец произойдет, она будет умолять меня об этом. И тогда я бы забрал ее пизду. Мой инстинкт подсказывал мне, что мы идеально подходим друг другу, и она ни черта не разочарует.
Мой указательный палец скользнул по ее шее, лаская нежную кожу. Ее губы приоткрылись, и она выдохнула, ее дыхание согрело мою руку, когда она наклонилась к моим прикосновениям. Я ахнула и резко убрала руку, как будто она меня обожгла. Воспоминания снова наполнили мой мозг, но они были туманными, далекими, трудноразличимыми.
Я сделал шаг назад, прервав прикосновение, когда в моем черепе промелькнули искаженные образы: она обнаженная на моей кровати, задница поднята, голова опущена, ее пальцы сжимают простыни и умоляют меня о большем этими покорными глазами.
Данте. Звук ее голоса. Когда я когда-нибудь слышал, чтобы она называла мое имя?
Я покачала головой, боль пронзила клетки моего мозга. Этого не может быть. У этой девушки не было голоса. Данте, Данте, Данте.