Шипы молчания

Уиннерс Ева

С чего мне начать? Список такой длинный, что на его написание у меня уйдет целый день.

Я засмеялся, а затем четко произнес слова, чтобы она могла прочитать мои губы. «Тогда дайте мне первую задачу в списке».

Музыка все еще звучала вокруг нас, но почему-то казалось, что мира не существует. Только она.

Ты.

Я был ошеломлен ее прямотой и ненавистью в ее глазах. Что. Ебать. Я едва знал ее, а она уже меня терпеть не могла?

"Почему?" — потребовал я. Вы не могли просто иметь проблемы со мной, не предложив объяснений. Особенно ,

когда мой член отказывался смягчаться с тех пор, как я заметил ее. — Если тебя не обидит объяснение, о великий Никс.

Я не знал, откуда взялось это прозвище, но оно сразу слетело с моего языка. Я не мог не думать, что Никс подходил ей как нельзя лучше. По-гречески это означало ночь , и каким-то образом я почувствовал, что эта девушка обняла свою тьму.

В ее глазах сверкнула голубая молния — злая и холодная — прежде чем она снова начала печатать, как будто желая отомстить моему телефону. Пока она это делала, я восхищался линиями ее изящной шеи. Оно было хрупким и нежным — его можно было сломать. Я мог погасить из нее свет, и от этой мысли у меня что-то сжалось в горле.

Она протянула мне телефон, прервав ход моих мыслей, затем повернулась на каблуках и потопала прочь. Ошеломленный, я опустил глаза, чтобы прочитать сообщение.

Держись от меня подальше, или я проведу тебя через ад. Я не остановлюсь на убийстве и не сделаю его приятным.

Мои брови взлетели вверх, и я подняла голову, мельком увидев, как она покачивает бедрами и взмахивает своей густой гривой, прежде чем она исчезла из моего поля зрения.

Если бы я был в здравом уме, я бы держал дистанцию. Но я не был.

Итак, как дьявол, которым я был, я начал питать пробудившееся во мне пламя. Я бы сгорел вместе с этой девушкой, и вместе мы бы создали самый великолепный ад.

Мои губы изогнулись в улыбке. «Ад — мой дом, одуванчик. Давай, черт возьми.

Она хотела моего внимания, и теперь оно у нее было.

ТРИ

ФЕНИКС

20 ЛЕТ

Н

ix.

Он вел себя так, как будто у нас нет истории, а затем осмелился называть меня Никсом. Как он посмел?

Мне хотелось кричать и злиться, чтобы мой голос был услышан, чего я никогда не делал. Я слишком стеснялся звука своего голоса, поскольку больше не мог слышать его сам. Фактически, я мог по пальцам одной руки пересчитать количество людей, которые когда-либо слышали мой голос, и этот монстр был одним из них.

Данте был единственным, кто когда-либо сокращал это имя, и хотя когда-то я восторгался этим, теперь мне хотелось убить его за это. Заставь его пожалеть, что отдал это мне.

И если бы он когда-нибудь осмелился упомянуть об одуванчике, я бы действительно сошла с ума. Воспоминания были слишком болезненными, и я предпочитал не думать о них. И все же его слова прозвучали.

Ты —

свет и тьма в идеальном балансе, Никс . Это были те же самые слова, которые он произнес два года назад. Потом, когда я нуждался в нем больше всего, его там не было.

Я никогда не носил ожерелье, которое он мне подарил, с кольцом обещания и аварийным устройством. Уже нет. Я стерла все свидетельства о нем из своей жизни, когда родила. Потому что, действительно, какой в этом был смысл?

Я не хотел никаких напоминаний о нем. Он подвел меня. Он подвел нас .

После инцидента в клубе Амон Леоне настоял на том, чтобы отвезти нас всех домой. И вот я застрял в машине Данте. Если бы я только мог избежать этой извилистой поездки.

Двадцать минут в машине с Данте Леоне показались мне чертовой жизнью, и я был уверен, что они лишили меня нескольких хороших лет.

Почему я не настоял на поездке с Амоном, Ислой и Рейной? Я должен был потребовать этого. В конце концов, я была ее сестрой. Вместо этого я застрял на заднем сиденье блестящей «Ауди» Данте, задыхаясь от энергии, исходящей от него.

К счастью, я избежал переднего сиденья. Бедной Рейвен не так повезло.

В тот момент, когда она попыталась проскользнуть сюда вслед за Афиной, он рявкнул, чтобы она села впереди. Афина была достаточно любезна, чтобы переводить, хотя было несложно читать по его губам или чувствовать его гнев.

«Я не твой чертов водитель Uber», — вот что он сказал.

Раздраженный взгляд, который бросила на меня Рейвен, почти заставил меня избавить ее от этой пытки. Почти. Но я не был настолько смелым, и чувство самосохранения взяло верх. Я снова прижалась к прохладной коже, пытаясь уйти от него как можно дальше, молясь о короткой поездке.

О, как все изменилось! Два года назад все, чего я хотел, — это более длительные поездки и больше времени с ним. Я не мог насытиться.

«Как быстро эта штука может двигаться?»

«Так быстро, как хочешь». Он смотрел на меня, когда произносил слова, чтобы я могла их прочитать, и я представляла, что его голос будет ощущаться как нежнейшая ласка на моей разгоряченной коже. Закат вдалеке, когда мы мчались по шоссе Тихоокеанского побережья, захватывал дух, но он ничего не производил на него.

«Я хочу, чтобы ты шел быстро, но я также хочу проводить с тобой больше времени». Мои щеки покраснели при этом признании, но на самом деле мальчики не проявляли ко мне интереса. Я испытал только один целомудренный поцелуй в щеку тут и там, не более того. Я чувствовала себя самой старой девственницей на планете. Пока я не пересекся с Данте несколько недель назад на новогодней вечеринке в Лос-Анджелесе. Теперь, к моему великому удовольствию, слова «целомудрие» и «девственность» вылетели в окно.