Шипы смерти

Уиннерс Ева

В такие дни, как этот, доки пригодились по разным причинам.

Вернемся к подвешенному русскому, висящему, как проклятая коровья туша, в пяти футах от земли. У него текла кровь из-за множественных ножевых ранений, и это подсказало мне, что над ним работал Кингстон. Когда дело касалось ножей, не было никого лучше Кингстона.

Он точно знал, где нужно порезаться, чтобы жертва истекла кровью, медленно и осторожно. Жертва могла получить тысячу порезов, но не умрет, пока Кингстон не будет готов перерезать ему горло.

— Кому-то было слишком весело, — пробормотал

я, с любопытством взглянув на Кингстона. Он прислонился к единственной колонне, одетый в джинсы, армейские ботинки и кожаную куртку. На нем не было ни капли крови. Он был настолько эффективен.

«Он продолжал говорить по-русски», — холодно сказал он. «Меня это раздражает до чертиков».

Ликос Костелло стоял с бесстрастным выражением лица, засунув руки в карманы, и изучал сцену. Как и я, он больше редко подвергал себя пыткам. Только тогда, когда было что-то сказать.

— Тогда кажется справедливым, что ты его повесил.

Кингстону, также известному в Омерте как Призрак и одному из лучших убийц и следопытов, которые у нас были, было бы плевать, соглашусь я или нет. Как ни странно, мы с Кингстоном заключили союз много лет назад. Я буду прикрывать его спину, а он — мою. Он знал мою тайну — один из двух мужчин на этой планете, которые знали — и я знал его.

Я шагнул сквозь остывающую лужу крови, пересекая бетонный пол склада и остановившись перед головой висящего русского. Одежда свисала с него, запачканная кровью. Именно это происходило со всеми, кто связывался с Шипами Омерты, и с любыми семьями, присягнувшими нам на верность.

Моя рука врезалась в череп россиянина, ударив его так сильно, что он очнулся от бессознательного состояния. Его голова дернулась назад, когда болезненный вопль сорвался с его губ.

«Ой, извини, brutto figlio di puttana». Уродливый сукин сын . "Я тебя разбудил?" Зловещая улыбка тронула мои губы.

Зрачки русского расширились от ужаса, когда его налитые кровью глаза метнулись ко мне, а затем за моей спиной, туда, где небрежно стоял Кингстон.

Я обратился к Кингстону. «Как долго он висит вверх ногами? Я разозлюсь, если он умрёт из-за нас слишком рано.

Кингстон пожал плечами. — Минута или две.

Видно, ему было насрать, умрет он на нас в следующую минуту или нет. Не то чтобы я мог его винить. Эта ненависть к Софье Волковой была единственной целью его жизни.

— Ты готов поговорить с нами? — спросил я у стронцо передо мной.

Перед безвременной смертью моего отца он научил меня, что нашими самыми сильными мотиваторами в борьбе с врагом являются страх и любовь. Этот парень был трусом, поэтому боль отлично сработала бы, чтобы получить от него информацию. А если нет, у нас был запасной план.

Мануэль уже поручил кому-то его преследовать.

— Я ничего не знаю, — захныкал он.

— Тогда начнем с легкого, — протянул я. "Ваше имя."

«Федор… Федор Достов».

"Отличный. Мне не хотелось начинать этот разговор со лжи, — невозмутимо сказал я. Кингстон закрепил свое имя и всю историю своей жизни в течение первых

пяти минут после поимки. Удивительно, насколько легко в наши дни можно было найти информацию о людях. Все, что вам нужно, это цифровое изображение лица.

«Ну, за исключением тех случаев, когда дело касалось Ислы Эванс» , — с иронией подумал я. Потом вы продолжали сталкиваться с блокпостами.

"На кого вы работаете?"

«Пахан».

Я схватил его за волосы и потянул за них. "Неправильный. Она не Пахан. Подражатель, возможно.

Федор покачал головой. — Она… она такая.

Что, черт возьми, было с этими мужчинами, которые следовали за ней? Что же в ней такого такого привлекательного? Это было похоже на чертов культ, и она убедила их всех, что она — глава Братвы.

«Ильяс Константин — Пахан. До него именно его отец сверг старого Волкова. Софья Волкова никогда, ни в коем случае, не была паханом. За исключением, может быть, ее собственной головы.

Мануэль хихикнул рядом со мной. «Нет ничего воняет хуже, чем отчаявшаяся женщина».

А от Софьи Волковой воняло до небес.

Я оглянулся через плечо. — Кингстон, хочешь еще раз напасть на него?

Лишь в последние несколько лет он вернулся к использованию своего имени при рождении. Последние два десятилетия он был известен как Призрак. Смертельно. Смертельно.

Он оттолкнулся от колонны и откуда-то достал нож. "Я игра."

Я отступил назад и с равнодушным выражением лица наблюдал, как Кингстон мастерски с ним работал. Русский кричал и вопил, но через двадцать минут было ясно, что он не сдастся. Мужчины, выросшие в преступном мире, нередко сопротивлялись пыткам.

Я без эмоций изучал, как Кингстон причиняет боль Федору. Психолог мог бы назвать нас всех психопатами. Или страдаете от диссоциативного поведения. Возможно, они были правы, но чтобы выжить в мафии, нужно было дистанцироваться. Именно так Кингстон пережил годы заключения и пыток Ивана Петрова и Софьи Волковой. Именно так я пережил смерть брата.

Диссоциация.

Телефон Мануэля завибрировал, и он нашел мой взгляд, когда он кивнул.

«Кингстон, давай попробуем другой подход». Я щелкнул пальцами, и Мануэль шагнул вперед и представил экран. Я схватил Федора за подбородок и заставил его посмотреть на него. «Это твоя дочь, не так ли?» Я мурлыкала, заставляя его смотреть через окно запись, которую записал один из наших людей, совершенно не обращая внимания на опасность, скрывающуюся за пределами ее дома.

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Кингстон позади меня превратился в статую. Конечно, мы бы никогда не причинили вреда девочке. Судя по всей имеющейся у нас информации, она даже не поддерживала связь со своим отцом.

— Ты, ублюдок, — рявкнул Федор, найдя в себе силы дернуться за канаты. «Ты чертов ублюдок! Она не имеет к этому никакого отношения».

Он метался по веревкам, грубый материал врезался в его раны. Еще больше крови капало на землю.

«Здесь у тебя вся власть, Федор. Расскажи нам, почему она напала на корабль и каков ее план.