Шипы смерти

Уиннерс Ева

«Если тебе понадобится моя помощь, ты придешь ко мне. Да?

Они кивнули. "Что происходит?" — спросил Энцо. «Это Донателла?»

Было чертовски грустно, что мои сыновья знали, что обычно проблема заключалась в ней.

"Да. Я хочу держать тебя рядом со мной, пока мы не устраним угрозу. Краткий кивок от них обоих. «У меня также есть новости, которыми я хочу с вами поделиться». Они ждали, пока я продолжу, с легким интересом в их глазах. «Это остается между нами. Только Мануэль и вы двое будете знать.

Они оба выпрямились,

внимательно наблюдая за мной. Большинству родителей нравилось приютить своих детей до тех пор, пока они не оказались врасплох. Я никогда не придерживался такого подхода. Я позволял им быть детьми так долго, как мог, но когда они стали достаточно взрослыми, чтобы отличать добро от зла, я держал их в курсе того, что их касалось. Нравится их безопасность. Их мама. В какой-то степени это наш семейный бизнес.

Последнее было необходимо для того, чтобы они опасались незнакомцев и защищали их от потенциальных угроз. С ними всегда была охрана, но было бы глупо не предупредить их об опасностях, связанных с принадлежностью к Маркетти.

«Я скоро выйду замуж». В их темных глазах мелькнуло любопытство. Хорошо, хоть не было обиды или злости. "Как вы к этому относитесь?"

Амадео лишь пожал плечами и промолчал.

"Она симпатичная?" Конечно, Энцо уже слишком интересовался девушками. Я уже внушил ему важность защиты — себя и своей девушки — всякий раз, когда случался его первый секс. "Старый?"

Я покачал головой. «Ну, я думаю, что она красивая. И она старше тебя, да.

— А как насчет… — Голос Амадео дрогнул, когда в его больших темных глазах появился вопрос. «Донателла?»

Я сосредоточился на своем младшем сыне. "То, что о ней?" — осторожно спросил я.

Амадео выпятил грудь. «Вот почему вы позвали нас сюда. Она снова пытается нас убить, не так ли?

— Да, она где-то здесь, — подтвердил я. «Я хочу, чтобы ты был в безопасности и был со мной. Когда я выйду замуж, мы все вернемся в замок.

— Что ты собираешься делать с Донателлой? — спросил Энцо, его голос слегка скрипел, когда он произнес имя матери. Его голосовые связки переживали период полового созревания, переходя от глубокого к высокому, и он не мог это контролировать. Я заметил, что он более склонен к колебаниям, когда он эмоционален, хотя он и старался скрыть эту сторону себя.

Я встретила взгляд сына и выдержала его. Мне хотелось, чтобы их пощадили. Я надеялась, что Донателла придет и станет той матерью, в которой нуждались Энцо и Амадео. Но, как всегда, женщина заботилась только о себе. Она никогда не заботилась о мальчиках, даже когда они родились. Не сегодня.

— Я не могу рисковать, что она причинит вред тебе или твоему брату.

Энцо отвернулся и фыркнул. "О времени."

Его слова заставили мою грудь сжаться. Я так отчаянно хотела, чтобы они почувствовали любовь своей матери. Знать, что их любят и берегут.

«Мне очень жаль, мио figlio , —

пробормотал я. «Если бы я мог это исправить, я бы это сделал».

Энцо коротко кивнул мне и потопал прочь, его тело излучало энергию двадцатилетнего парня. Мы с Амадео смотрели ему вслед, пока он не исчез в доме.

— Не волнуйся, папа, — заверил Амадео. «Он злится, что Донателла нас не любит».

Я столкнулся со своим младшим. "А ты?"

Он задумчиво наклонил голову. Амадео, возможно, и раздражал его, но он также был разумным. Это было тогда, когда его характер не брал над ним верх.

«Иногда очень тяжело думать о сумасшедшей женщине, которая постоянно пытается нас убить», — признался он.

«Я не позволю ей повредить ни один волосок на твоей голове», — поклялся я. «Она продолжает сбегать из учреждения. Ее состояние, должно быть, ухудшилось, но я не хочу, чтобы кто-то из вас беспокоился об этом. Я взяла младшего сына за плечи и обняла его. — Я с ней разберусь.

Амадео кивнул, и на его лице появилось серьезное выражение. — Я понимаю, о чем ты говоришь, папа.

Самое печальное заключалось в том, что он действительно это сделал.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

ИСЛА

я

шел по улице Лепик, оживленной улице, проходящей через Монмартр — от Мулен Руж до площади Жана-Батиста-Клемана. Прошло два дня с тех пор, как я видел Энрико.

Мы с Рейной изо всех сил пытались найти баланс между капучино, сумками, полными фруктов и овощей с рынка, моей скрипкой, ее модным портфолио и нашими сумочками.

«Почему бы тебе не написать ему снова?» — спросила Рейна, держа портфолио под мышкой и просматривая свой блог о моде на телефоне.

«Он сказал, что не задержится надолго. Я отправил ему сообщение, чтобы он знал мой номер; он должен вернуть его. Я не хочу показаться навязчивым и отчаявшимся».

Она закатила глаза.

— Ты слишком много думаешь. Я не согласился. Последние два дня я ждал и ждал, пока Энрико протянет мне руку помощи. Он этого не сделал. Он сказал, что не задержится надолго, но простой ответ на мое сообщение не должен был быть таким трудным. — Я до сих пор не могу поверить, что ты с ним связалась.

Я пожал плечами. «Мы все однажды в жизни делаем что-то безрассудное», — пробормотал я. Я знал, что Рейна понимает. «Это будет мой дикий момент. Я вытащу это из своей системы, и все вернется в норму».

По крайней мере, я на это надеялся. Забыть его будет нелегко. Мужчина трахался как зверь, и мне это нравилось. Судя по всему, я не был ни фригидным, ни святым, когда дело касалось плотских удовольствий. Спасибо, блин. Мне следует позвонить этому тупому бывшему парню, который не знал, куда вставить свой член, и рассказать ему, как папочка Энрико заставил меня кончить, выкрикивая его имя. Или, еще лучше, я мог бы записать нас, и, возможно, этот маленький «мальчик» смог бы научиться трахать женщин.