Шипы смерти

Уиннерс Ева

Она кудахтала — на самом деле кудахтала. Это звучало по-ведьмовски. Тоже слегка сумасшедший.

«Я никогда не ошибаюсь. Она была похожа на тебя. Полный огня, который люди хотели приручить. Чертов дикарь. Я ахнул. Возможно, мой позвоночник не был весь в крови Константина. Возможно, что-то из наследия моей матери придало мне силы. Если бы я только знал, что это за наследие. «Она пыталась убить каждого мужчину, который платил за нее, поэтому им пришлось ввести ей успокоительное перед ее рабочими часами, чтобы она была послушной».

Ужас поселился где-то глубоко в глубине моего живота. Мой желудок скрутило, но я отказалась реагировать

как слабая женщина. Вместо этого я выбрал кипящую ярость. Гнев — красный и горячий — вспыхнул в моих венах. Я ей не поверил. Я не мог. Было очевидно, что я ей угрожал и, вероятно, пытался привлечь к себе внимание.

Мой взгляд метнулся к моей лучшей подруге, которая не обращала внимания на происходящее и продолжала ругать бедного велосипедиста дальше по тропе.

— Убери от меня руки, сумасшедшая сука, — сказал я, выдергивая запястье из ее хватки.

В тот момент я знал, что собираюсь в Россию.

Дом моего отца в России — Константиновский замок, как я любил его называть, — представлял собой впечатляющее здание. Он был построен еще при Романовых в 17 веке и был слишком большим. Я не считал это своим домом. Хотя я родилась в России, я была калифорнийской девушкой до мозга костей. Когда бы я ни говорил слова «Я иду домой», ни разу за миллион лет я не имел в виду Россию.

Я приземлился в Москве через два дня благодаря отмене бронирования в последнюю минуту, моим премиальным милям и хорошо пополненному банковскому счету. Несмотря на презрение моего старшего брата, я часто летал коммерческими рейсами. Хотя сейчас был не тот случай, когда я мог бы назвать его одним из моих любимых. Я был зажат между двумя девочками-подростками, которые ссорились взад и вперед, бросая оскорбления и попкорн. Так чертовски незрело.

Выйдя из самолета, чертовски расстроенный, я встретил холодную московскую температуру. Я вздрогнула, выдохнула и создала перед собой облако. Это была еще одна вещь, которая меня не волновала в России; Холод украл тепло из твоего тела и заставил стучать зубы.

По крайней мере, в замке у меня было много теплой одежды. Перекинув через плечо сумку с Лили Пулитцер, я быстро покинул аэропорт. Я остановил первого таксиста и назвал адрес.

Оказавшись на сиденье, я откинулся назад и устало вздохнул. С тех пор, как преследователь-возможно-жена Энрико произнес эти слова о моей матери, я не мог от них избавиться. Мне всегда было любопытно узнать о своей матери, но подробности были расплывчаты. Если не считать ее имени и того, что у нее, как и у меня, рыжие волосы и зеленые глаза, мне почти не на что было ориентироваться. Но каждый раз, когда я спрашивала Илиаса о ней, что-то мрачное и тревожное — почти болезненное — отражалось на его лице, поэтому в конце концов я перестал спрашивать.

Но теперь я должен был знать. Мне надоело оставаться в темноте. О моей матери. О моем отце. Даже мои братья. Потому что, если Иллиас хотя бы на минуту подумал, что я все еще верю, что Максим был застрелен шальной пулей посреди заброшенного склада, он вообще меня не знал. Он не знал, что я обнаружил в день похорон Максима.

Я вспомнил прошлое лето, частные похороны, на которых в России присутствовали только мы с Ильясом, прежде чем он был похоронен рядом со своей матерью в Новом Орлеане.

Вдалеке

собирались серые облака, образуя толстые слои, которые темнели, пока не стали почти черными. Точно так же, как в этот день.

О проблемах Максима было известно уже много лет. Как бы Иллиас ни пытался скрыть их от меня, я прожил достаточно, чтобы заметить признаки.

«Почему гроб закрыт?» Я спросил еще раз.

"Это для лучших."

Выражение лица Илиаса было мрачным. Несмотря на то, что Максим и Ильяс отдалились друг от друга и были совершенно разными личностями, у них все еще была эта связь. В конце концов, они были близнецами.

Я вложил свою руку в руку старшего брата. Он был одет в черный костюм, что делало его похожим на темного ангела. Как будто он был готов отомстить. Но это была глупая мысль. Верно?

Мое шестое чувство предупредило меня, что это не так.

— Он в лучшем месте, — прохрипела я, мой голос надломился. «И мы никогда его не забудем».

Я сегодня почти не ела, желудок скрутился узлами. Это была первая смерть в нашей семье, которую я пережил. Это ударило по-другому. Так чертовски сильно, что у меня затряслась душа.

Он сжал мою ладонь. — Мы не будем, сестренка.

Было одиноко и чертовски душераздирающе провожать Максима ни с кем. Я был уверен, что есть больше людей, которые его любят. Мы двое не могли быть единственными.

В церкви было сыро и темно. Священник произнес свое благословение, но ни один из нас не нашел в себе сил пошевелиться. Чтобы сказать наше последнее прощание. Долгое время мы молчали, прижавшись друг к другу.

Молчание нарушил священник.

"Мистер. Константин, можно поговорить?

"Да." Илиас поцеловал меня в лоб. «Подожди меня снаружи. Я встречу тебя там».

Я кивнул, наблюдая, как он присоединился к священнику в задней части церкви, прежде чем они исчезли из моего поля зрения.

Глядя на причудливую шкатулку из черного дерева, я собирался развернуться и уйти. Пришло время попрощаться, позволить Максиму обрести покой, которого он так долго жаждал. Но вместо этого я сделал шаг, затем еще один, пока моя рука не остановилась на гробу.

«Не делай этого» , — предупредил мой разум.

Было слишком поздно. Вершина была поднята, и мой вздох эхом разнесся по тишине церкви.

Лицо Максима было избито до черноты и никакой макияж не мог скрыть правду.

— Шальная пуля, — оцепенело прохрипел я. «Чертова чушь». Дыра размером с пулю пробила висок моего старшего брата.

Конец всегда был началом, не так ли? Может быть, не для Максима, но уж точно для окружающих.