Широкое течение
Шрифт:
Антону:
— Оказывается, и в самом деле я почти три года
был десятой спицей в колеснице, и никто не замечал...
Оч-чень интересно!.. Погоди читать, послушай. Дарьин
был уверен, что ты провалишься со своей затеей, не вы¬
гребешь. Завидует он. А что такое зависть? Атавизм.
Злая кошка с зелеными глазами, которая вцепилась в
человечью душу и скребет ее когтями, терзает. И чело¬
век в эту минуту может пойти на любую пакость. Я лич¬
но
— Расстался, а сам Жене Космачеву завидуешь, —
поддразнил Антон.
Гршионя рассмеялся:
— Верно. Кошку-то я выбросил, а котеночек остал¬
ся— недоглядел. — Гришоня сел на кровати, расправил
одеяло, на стене отразилась всклокоченная голова.— Как
ты думаешь, Антон, догоню я когда-нибудь Олега Дарь¬
ина?
— Хорошо поработаешь — догонишь, — отозвался Ан¬
тон, загораживаясь книгой.
— А перегоню?
— Постараешься, так и перегонишь. Олег теперь не
такая большая величина, чтобы на него равняться.^
— Ну все-таки... Вот будет потеха! — засмеялся” Гри¬
шоня и покрутил кудлатой головой в предвкушении бу¬
дущей победы; тень на стене ожила, закачалась. — Гри¬
шоня Курёнков обставил Олега Дарьина, рекордсмена и
светилу! Оч-чень интересно! А ведь обставлю, вот уви¬
дишь: он уже воздух ртом хватает... Присмотрись-ка к
нему.
Олег Дарьин действительно переживал кризис: нерв¬
ное напряжение не покидало его; он все время морщил¬
ся, точно и в самом деле душу царапала злая кошка.
Олег видел, как другие бригадиры, набирая скорость, до¬
гоняли его, обгоняли, шли дальше — сообща, сомкнутым
строем. С тем, что его обогнал Карнилин, он скрепя
сердце мирился: признавал за ним и силу, и сноровку,
и находчивость. Но когда его, Олега Дарьина, превзо¬
шел молоденький комсомолец Женя Космачев, Олег рас¬
терялся. Дазно ли стоял он особняком, на вершине, и
люди цеха, завода смотрели на него с уважением и за¬
вистью? Давно ли его как новатора избирали в прези¬
диумы торжественных заседаний? Давно лн его как луч¬
шего кузнеца посылали на другие заводы для передачи
опыта? Сколько городов объехал: Горький, Львов, Че¬
лябинск, Казань!.. Газеты именовали его не иначе, как
зачинатель. Теперь замолчали, даже местная много¬
тиражка ни разу не упомянула о нем. Портреты его по¬
всюду поснимали, а где остались — пожелтели от време¬
ни, позабытые; на досках, в табельной, у проходных по-,
весили фотографии других, новеньких,— тоже мне кузне¬
цы!.. Аптон Карнилин занял
скажешь! Начальство вокруг него прямо танцует.
Олег с тревогой оглядывался вокруг, отыскивая при¬
чину своих неудач. Он видел мелкие, раздражающие его
неурядицы, обижался на товарищей, если вообще были
они у пего, винил их в том, что они, как ему казалось,
покинули его, но, как все честолюбивые люди, он не за¬
мечал больших своих ошибок и огрехов.
Разъезжая по городам, по заводам, занятый собой,
своими переживаниями, настроениями, увлечениями,
Дарьин если не разлюбил совсем свой молот, то, во вся¬
ком случае, охладел к нему: после разного рода торжест¬
венных встреч, докладов, похвал ему было скучновато
возле него, трудно, грязно. Огонек, с которым он всегда
принимался за дело, постепенно угасал Олег стал торо¬
пить дни. Ему казалось, что победа, д; тигнутая им од¬
нажды, незыблема. Можно дать себе волю, работать со-
легче.
Разлад в самье становился все глубже, отчуждение
разъединяло его с женой все дальше. Олег считал На¬
стю своей обузой, смотрел на нее, тихую, молчаливую и
укоряющую, с неприязнью и сожалением. Как она не
похожа на Марину! Прямо — небо и земля. Та краси¬
вая, сильная, смелая, а характер огненный какой-то, а
глаза, а брови, а волосы!.. Разве перед ней устоишь, раз¬
ве не потянешься к ней, разве до учебы тут! Какие, к
чорту, курсы мастеров! Все бросишь, побежишь к ней,
только взглянуть бы на нее. А эта? Ну что в ней хоро¬
шего? Даже причесаться как следует не может. Некогда:
учится. Тоже мне студентка!.. Смотрит на тебя и мол¬
чит — куда как интересно!
Больше всего Олега возмущали эти молчаливые,
укоряющие и сочувствующие ее взгляды. Он их просто
не выносил: знал, что она все понимает —а правду и
ложь. И, казалось, некуда было скрыться от этих взгля¬
дов.
Однажды, возвратясь домой поздно ночью и встретив
осуждающий и какой-то скорбный Настин взгляд, Олег
крикнул ей:
— Что ты на меня уставилась? Давно не видала?
Эка невидаль! Лучше' бы сказала что-нибудь, а то жи¬
вешь, как воды в рот набрала. Рыба! — Он даже замах¬
нулся на нее. Замахнулся — и сам испугался.
Настя как будто преобразилась: точно вся обида, на¬
копленная в ней за годы совместной жизни, вылилась
наружу. Глаза ее расширились, губы побелели, платок
скользнул с затылка на плечи.