Шишки без ягод
Шрифт:
Нелицеприятная, но честная и правдивая оценка её творчества одним, тут же отражалась на всех. Маня всех запугала и затерроризировала. Она царила. Она парила. Она правила! Но в народной толще угнетённых товарищей зрел бунт. Грозный и беспощадный!
Всё чаще и чаще народ, под разными предлогами, стал отказываться от Машиных творений, ссылаясь, то на отсутствие времени, то на больное брюхо, то на усталость после работы, то ещё на что.
Начался новый этап, этап непротивления злу силой. Никто не отказывался, нет. Но никто и не пил. Столкнувшись, раз, столкнувшись два, столкнувшись три, столкнувшись десять
Ситуация зашла в тупик и грозила уже нешуточными неприятностями. В землянке поселилась атмосфера враждебности и отчуждения. Никто уже друг с другом не разговаривал, не смеялся и не стремился, как раньше, поделиться возникшей проблемой, не найти путей её совместного решения.
Но апофеозом дряни, которой травила Маша друзей, стал жёлудёвый кофе. По счастью, с ним быстро разобрались. Только пригубив, никто пить эту гадость не стал, и Маню серьёзно предупредили:
— Мань, — недовольно сморщившийся Димон мрачно посмотрел на неё, — ты кончай нас травить этим свиным кормом. Не перестанешь, так мы тебе ещё придумаем наказание, в дополнение к старому. Я каждое утро шляюсь по болоту в город, туда и обратно, а ты меня травишь такой гадостью, — брезгливо ткнул он в чашку с бурдой рукой.
— Ладно, ладно, — недовольно пробурчала Маня, скривившись от запаха, пахнувшего на неё из котелка с напитком, который она только что сделала и, брезгливо отстраняя его чуть в сторону. — Обещаю больше не экспериментировать. С подобным, — тихо добавила она, бросив на него настороженный взгляд.
— И предварительно советуйся о количестве экспериментов с каждым членом коллектива персонально, — недовольно буркнул Сидор, угрюмо зыркнув в её сторону. — А также о продолжительности своего эксперимента и количестве чашек испытательной жидкости.
— И об обязанности каждого выпивать моё творение, — тут же отозвалась недовольная Маня, возмущённая негативной реакцией друзей на её усилия, — иначе я отказываюсь. Нельзя творить, — задумчиво пробормотала себе под нос Маня, — не видя душевного отклика.
— Полагаю, — задумчиво заметил Корней, заглядывая в котелок, и брезгливо отшатнувшись, — что не всякий душевный отклик тебе понравится. Некоторые, особо душевные, — икнул он, подавив подкативший к горлу ком, — тебе лучше не видеть.
— Клянусь, — Маша клятвенно подняла руку вверх.
— Клятвенно клянусь больше на друзьях так гнусно не экспериментировать. Впредь же буду предварительно советоваться о количестве экспериментов над каждым членом коллектива персонально, а также о количестве чашек испытательной жидкости, как вы и просите, — ядовито добавила она, презрительно сморщив свой точёный носик и возмущённо посмотрев на повеселевших товарищей.
Однако, как ни было противно то, что изобретала Маша, но серьёзного занятия ни у кого не было, поэтому на общем собрании все решили потерпеть, и помолчать, на чём особенно настаивала Маня, и продолжить поиск кофе, пока сам поиск не придёт к своему логическому завершению.
В общем-то всем уже стало ясно, что ничего толкового из этой затеи не выходит, но пока ещё у Маши не кончился энтузиазм, решено было потереть.
— "Ну право слово, чего расстраивать по пустякам хорошего человека?" — подумал в этот момент Сидор, невольно
Сидор, медленно покачиваясь на задних ножках донельзя расшатанного табурета, с кислым видом рассматривал кривобокую стеклянную бутылку, которую он купил этим вечером в ближайшем трактире. Заткнутая плохо подогнанной и неряшливо вырезанной липовой затычкой она производила самое неприглядное впечатление своим несуразным, кривоватым видом и мутным стеклом из которой была отлита.
Несмотря на то, что он уже чуть ли не целый час её мучил, пытаясь допить остатки того пойла, что по неосторожности приобрёл этим вечером, там ещё оставалось на его взгляд слишком много. Настолько много, что Сидор чувствовал тихий ужас при одной только мысли о том, что эту дрянь ему придётся всё-таки выпить. Ну, не пропадать же добру, тем более что за него было уплочено.
— Профессор! — возмущённо проворчал Сидор. В раздражении наконец-то не выдержав искушения, он вылил из бутылки в помойное ведро остатки того дрянного пойла, что здесь называлось самогоном. — Вы химик, или хто? Целую лабораторию вам притащили, незнамо из каких далёких краёв, отдали вам в полное и безраздельное пользование, а вы не можете для товарищей водки сварить нормальной.
— Два! — потряс он перед его носом пустой бутылкой. — Два перегонных куба привезли. Три холодильника стеклянных. И неужели нельзя выгнать хоть капельку спирта для товарищей? И что вместо этого? — пьяно потряс он головой. — Приходится пить всякую гадость, — скривился он, рассматривая на свет мутную жидкость ещё оставшуюся в стакане стоящем на столе перед ним. — И-эх, — махнул он огорчённо рукой, — хоть бы медовухи сварил, что ли? Всё польза, хоть какая от тебя старого была бы.
— Да где же я тебе, пьянь древесная, мёда столько найду, сколько вы тут пьёте, — ужаснулся оскорблённый профессор, с возмущением воззрившись на него. — У нас всего только пара килограммов мёда то и есть в туеске.
— А ты, старый, водички добавь, да дрожжец кинь, — качая пьяно головой, выдавил из себя Сидор. — Вот его больше и будет. А то можешь ещё хрена туда добавить. Вон его сколько, — кивнул он головой на небольшую кучку хрена, недавно купленного Маней для приготовления острой приправы на какой-то местный праздник. — Всё одно пропадёт, куда Маньке столько. А так будет остренько, — пьяно хихикнул он. — И вообще, профессор, — возмутился Сидор, — тебе обещали поддержку в Совете, так пользуйся. Пусть дадут вам, нам…., - замялся он, глубоко задумавшись, — …мёда! — Радостно заорал он, представив приятные перспективы. — Почему тебе не выделяют мёд? — заново пристал он к профессору с пьяными вопросами. — Ты же у нас исследователь, или хто? Пусть дают. Мы будем делать медовуху.
— Эх, — закатив глаза к потолку, размечтался он, — медовуха. Мечта всей моей жизни. А здесь её почему-то не делают, — пожаловался он насупившемуся профессору. — Так сделай, — попросил он его. — Ну чего тебе стоит. Напряги извилину, у тебя же их много.
— Нет, — обречённо махнул он рукой, на красного от возмущения профессора, — не будет с тебя толку. Даже какой-то паршивой медовухи сделать не можешь. А ещё целый профессор называется, — продолжал уже жаловаться он сам себе, заваливаясь спать на своей койке.