Шиворот-навыворот
Шрифт:
За столом мгновенно наступила тишина.
— О, господи, — прошептала Нина, Маринкина сестра, и кулем опустилась в кресло.
На голубом экране уже распинались какие-то милицейские чины, заверяя общественность, что возбуждено уголовное дело и вскоре обязательно найдут всех причастных к этому громкому преступлению. Круг заинтересованных лиц уже устанавливается.
"Я тоже заинтересованное лицо, — подумал Иван — кто бы знал, как я желал Цагерту смерти"
Потом из ящика бойкий корреспондент надрывно вопрошал:
— Кто,
"Я мог, — хотелось признаться Ивану. — Но не убил, не потому, что не додумался, просто тогда и я, и ваш "преподобный" Иштван были другими, и мир казался другим".
Потом мелькали какие-то лица, выражали скорбь известные политические и общественные деятели. Под их речи кто-то из гостей предложил помянуть Иштвана. Ведь он — их земляк, и каждый, даже незнакомый с ним лично, считал его своим.
И Иван считал Цагерта своим. Личным врагом, человеком, въехавшим в жизнь Вани Бессараба на скоростном бульдозере и враз сокрушившим все. Одни лишь обломки остались, что больно ранят до сих пор.
Поминать новопреставленного он не стал. Иван с удивлением воззрился на другой конец стола, где его мать лихо запрокинула рюмку, а после перекрестилась. Система Станиславского в действии. От созерцания собственной мамаши его отвлекла Нина, бросившаяся к экрану:
— Мам, смотри, Лилька.
— Да нет, слишком молоденькая, — засомневалась женщина.
— Сказали, вдова, — настаивала на своем Нина.
— Может, другая жена? Лилька твоя уже, видать, в утиль списана, — подал голос Сергей Владимирович.
— Да нет, папа, они же не разводились. Марин, ну смотри, точно Лилька.
Изображение дали крупным планом, и несколько мгновений Иван смотрел, не отрываясь, на высокую женщину с короткой стрижкой, в тугих джинсах, белом свитере под горло и распахнутой норковой шубке чуть выше колена.
Она шла по длинному коридору, отмахиваясь от журналистов. Большие зеленые глаза припухли от слез.
"Наверно, ревела белугой. Поделом тебе", — злобно подумал Иван. И тут же сам отругал себя за это. У нее большое горе. Сколько лет они вместе прожили?
— Пятнадцать, — быстро ответила ему Нина. Оказалось, что последний вопрос он задал вслух.
— Точно знаешь? — Иван усмехнулся. Нина казалась ему ужасной сплетницей.
— Мы свадьбы играли в один день, где-то даже есть совместная фотография.
— Вы знакомы? — изумился Иван.
— Мы все учились в одном классе, жили в одном доме, а с Иштваном даже на одной лестничной клетке, — гордо отрапортовала Нина. Мол, знай наших.
"Что ж это за класс такой? И сколько человек в нем училось? Весь город что ли?" — подумал Иван.
— Они как-то скоропалительно с Лилькой поженились. Толком и не встречались, — продолжала Нина.
— Так разве бывает? — глупо спросил Иван. И сам себя отругал: "Тебе что за дело?"
— В данном случае, да. Иштван по ней всегда с ума сходил. Но Лилька к нему
— Ну, Нина, они и поженились быстро, потому что Лиля ждала ребенка, — встряла в разговор Эльвира Анатольевна, мать Марины и Нины.
— Мам, подумай сама, ты до того их вместе часто видела? Нас с Вадиком. — Нина собственнически положила пухлую ладонь на худосочное плечо мужа. — Сразу застукали и тебе сообщили.
— Да, Галина Васильевна — газета-копейка. Все дворовые новости знала. — Эльвира вздохнула, и Иван не понял, хорошо это или плохо.
— А я знаю, что этот Иштван сам из хулиганья и только с годами остепенился, — влезла в разговор его мамаша. Хотя могла бы и промолчать.
— Да что вы такое говорите, — возмутилась Маринкина тетка. Иван не запомнил ее имени-отчества. — Он учился у меня в школе. Одаренный мальчик. Из прекрасной семьи. Школу закончил с медалью. И потом изобрел что-то, и его пригласили в аспирантуру в шведском университете. Вы много людей знаете, в то время учившихся за границей?
— Нет, — промямлила Ольга Николаевна.
— И Лилю я хорошо помню. Уж она бы точно замуж за уголовника не пошла.
Маринкины родственницы опять припали к экрану. Там снова показывали вдову Иштвана Цагерта, идущую по тому же длинному коридору среди каких-то людей. Камера немного поменяла ракурс, коридор сменился просторным холлом, и теперь Лиля шла уже не одна, а обнявшись с девочкой или, скорее, с девушкой лет четырнадцати. Камера на доли секунды выхватила перепуганное, по-детски наивное лицо, обрамленное каштановыми кудряшками.
Ивану почудилось, что ему дали под дых, потребовалась вся сила воли, чтобы скрыть от окружающих бьющие через край эмоции.
— Ой, а это кто? Света? Какая большая, — всплеснула руками Эльвира. — И хорошенькая.
— Ага, словно кудряшка Сью, — поддакнула Марина.
— Что-то она не похожа ни на Лильку, ни на Иштвана, — заметила наблюдательная Нина.
— Ну да. У нее глаза, наверно, Лилькины, — согласилась Марина. — А Иштван, как и рядом не стоял.
Иштван Цагерт был высокого роста. Широкие плечи и тонкие пальцы, как у музыканта, нервное смуглое лицо, нос с горбинкой, черные глаза и черные как смоль волосы, подстриженные каре и зачесанные назад. "Они с Лилькой должны быть примерно одного роста", — мысленно отметил Иван.
— Конечно, не стоял, — медленно сказала бабушка Ксеня, до этого мирно дремавшая на диване. — Света ему неродная дочь. Но теперь, когда Иштван умер, это уже не имеет никакого значения.
— Мама. Ты чего? Выпила много? — Эльвира Анатольевна даже привстала от изумления.
— Старческий маразм, — усмехнулся Сергей Владимирович.
— Ничего не маразм, Сережа. Я еще, слава богу, все помню и не забываю ключи от квартиры в замочной скважине подобно некоторым умным академикам, — отрезала бабуся.