Шиза
Шрифт:
Что касается двух пленниц, оставшихся в живых…
Дай бог, чтобы восстановилось не только их соматическое здоровье, но и психика не пострадала. Как только их состояние более-менее стабилизируется, надо обязательно их навестить, побеседовать. Я был уверен, это многое прояснит в сумрачном деле.
– Ну, как, успокоил майора? – первым делом поинтересовался Либерман, когда вечером вернулся с кафедры.
– Я честно старался, но у меня, кажется, не очень получилось.
– Шизоидность у парня налицо, дальше разберешься…
– С телевидением понятно, – раздумчиво произнес Немченко, перекладывая истории болезни с одного места на другое. – А прокуратуре что понадобилось?
– Тут все не так просто, – Либерман поднялся с кресла, заложил руки за спину и начал привычно курсировать по ординаторской. – За сутки у них, грубо говоря, все перевернулось с ног на голову. Вчера они, ни много ни мало, взяли маньяка. Думали, все, перекрыли кислород. Кстати, взяли совершенно случайно. Этот подвал не входил первоначально в их планы. Это о чем говорит?
– О том, что место для подвала было выбрано со знанием дела, – высказал догадку Немченко, – а подходы-подъезды к нему тщательно законспирированы. Не подкопаешься, короче.
– Верно, что в конечном итоге говорит о неслабом мозговом центре, который руководил всей этой жутковатой авантюрой. Так вот, уже вчера вечером у них закралось подозрение, что взяли они не совсем того. Он им мозги прополоскал неплохо. А ты сегодня, Илья Николаевич, еще водички на эту мельницу подлил. Примерно целое ведро выплеснул. Короче, все идет к тому, что работы еще непочатый край. Поэтому они и названивают…
– Вероятно, просят о содействии, – предположил я. – Так как Бережков – единственная ниточка к этому Макару Афанасьевичу. Так?
– В общем и целом, – одобрительно кивнул Либерман. – Только не о содействии, разумеется. Это было бы уж слишком. Формулировка звучала примерно так: если вдруг мы наткнемся на важную деталь в беседе с Бережковым, то обязаны ее довести до следователя.
– Как мы узнаем, – поинтересовался Артем, – что деталь важная?
– Поставим себя на место следователя и узнаем, – мигом отреагировал Давид Соломонович. – Как известно, загрузив его нейролептиками, мы можем стереть из его памяти то ценное, что может помочь им – подчеркиваю, не нам! – в поиске и поимке настоящего маньяка.
– Почему мы должны решать их задачи? – раздраженно взмахнул рукой Немченко, словно это ему предстояло их решать.
– Задачи в данном случае у нас общие. Кстати, решаешь их не ты, Артем Федорович. Задача целиком ложится на отнюдь не хрупкие плечи Ильи Николаевича, – Либерман повернулся ко мне и похлопал меня по плечу. – Выудить из Бережкова необходимую информацию, не прибегая пока к нашей традиционной тяжелой терапии, примерно так она звучит. Инсулин и электросудорожная пока исключаются. Кстати, почему ты так уверен в том, что женщин похищал именно Макар, а не он?
– Во-первых, совсем не уверен, лишь предполагаю, – я поднял и развел в стороны руки,
– Прости старика, – Либерман, закашлявшись, схватил меня за руку. – Чьи алгоритмы? Лекаря?
– Да, я такую кличку приклеил Бережкову.
– А что, интересно, – шеф почесал в затылке. – Будем отныне его так звать, значит. Посмотрим, приживется ли.
– Так вот, – продолжил я. – Этот Лекарь многоходовую комбинацию похищения, я считаю, не осилит. Чтобы при этом не попасться. Подчеркиваю, это предположение, не более!
Немченко поднялся с дивана, на котором сидел, и, теребя бороду, направился к выходу. У самой двери задержался.
– Я, конечно, не присутствовал при допросе… Но, прослушав диктофонную запись, полностью поддерживаю версию Корнилова. Похищал, по-моему, кто-то другой. Скорее всего, этот Макар и похищал.
Сказав это, Артем вышел из ординаторской.
Камушки в горсти
– Скажи, Костя, ты любишь глядеть на огонь? Какие мысли у тебя при этом возникают? Может, какие-то ощущения появляются?
– В детстве когда-то… мне больше всего на свете хотелось, чтобы меня приняли в компанию наших дворовых ребят. Родителям было, в общем, по барабану – где я, что со мной… Я жил у тетки, но фактически был предоставлен улице, то есть самому себе. Пацаны эти всегда… ходили вместе, летом загорали на крыше пансионата, а зимой делали зацепы. Так вот… мне хотелось все это делать с ними.
Сегодня Бережков казался медлительным, заторможенным. Во всяком случае, в начале разговора. Я даже подумал, не переборщили ли мы с транквилизаторами, перелистал назначения. Но потом он разговорился.
– Что этому мешало?
Я задал вопрос, зная ответ наперед. Как правило, в детстве и отрочестве будущих шизофреников можно отличить от сверстников либо по замкнутости, отчужденности, медлительности, либо по импульсивности и взбалмошности. И то, и другое в компаниях не приветствуется. Таких сторонятся или побаиваются. Из этого, конечно, не следует, что все подростки, обладающие этими качествами, становятся в будущем шизофрениками. Окончательный диагноз, как поется в одной известной песне, ставит жизнь, и к другому врачу не пойдешь. Но это так, сноска.
– Чтобы меня приняли… за своего и взяли с собой, – начал вяло объяснять он, – мне предстояло пройти гремучий экзамен – пока горит спичка, удержать в зажатом кулаке уголек из костра. Я всякий раз кричал, не выдерживал, уголек выпадал из руки. А они методично считали, потом ржали хором над моими страданиями. Мне было очень больно, а они смеялись. Как я их всех ненавидел! Как я мечтал всем отомстить! Правда, не знал, как это сделать.
– Ты хотел одновременно и в компанию попасть, и отомстить своим обидчикам? Но, чтобы отомстить, надо было попасть к ним, верно?