Схизматрица (сборник)
Шрифт:
– Не знаю, с какой стати я должен менять свой ассортимент, если ты такой привередливый. Такой ловкий деляга, как ты, мог бы найти себе дичь покрупнее, чем маленькая волшебная лавчонка. Может, ты, приятель, вообще не туда попал.
– Нет, мне всегда нравилось это место, – ответил Джеймс. – По крайней мере, раньше... Я даже когда-то хотел купить его.
Фэйри хихикнул.
– Ты? С ума сойти.
Вдруг его лицо стало жестким.
– Если тебе не нравится, как я веду дело, катись отсюда.
– Нет-нет, я уверен, что смогу что-нибудь купить, – быстро сказал Джеймс и
Мистер Фэйри с кислой миной пожал плечами и достал книгу.
– Она тебе понравится, – неубедительно сказал он. – Мэрилин Монро и Джек Кеннеди в уединенном домике на побережье.
Джеймс перелистал глянцевые страницы.
– Сколько?
– Ты берешь? – спросил продавец. Он внимательно осмотрел переплет и снова положил книгу. – Ладно, пятьдесят зеленых.
– Просто деньги? – удивился Джеймс. – Ничего волшебного?
– Деньги – это и есть самое волшебное, – пожал плечами продавец. – О'кей, сорок зеленых и поцелуй собаку в пасть.
– Я заплачу пятьдесят, – сказал Джеймс. Он достал бумажник. – Оп-па!
Бумажник выпал у него из рук и свалился за прилавок.
Мистер Фэйри нырнул за ним. Когда он начал подниматься, Джеймс с размаху припечатал его тяжелой книгой по голове. Продавец со стоном упал. Джеймс перепрыгнул через прилавок, отдернул занавес, схватил коляску и выкатил ее. Колеса дважды глухо стукнули, переезжая через вытянутые ноги мистера Фэйри. От толчков О'Беронн проснулся и заверещал.
Джеймс подкатил его к закрашенным окнам.
– Старина, – выговорил он, тяжело дыша, – когда вы были на свежем воздухе последний раз?
Он открыл дверь ударом ноги.
– Нет! – завопил О'Беронн. Он обеими руками закрыл глаза. – Мне нельзя отсюда выходить. Таковы правила!
Джеймс выкатил его на мостовую. Под солнечными лучами О'Беронн завыл от страха и стал дико извиваться. Тучи пыли слетали с его подушек, а бинты развевались по ветру. Джеймс распахнул дверцу машины, поднял О'Беронна на руки и опустил его на пассажирское сидение.
– Ты этого не сделаешь! – визжал О'Беронн. Его ночной колпак свалился. – Я должен быть в этих стенах. Мне нельзя в мир...
Джеймс захлопнул дверцу, обежал вокруг машины и сел за руль.
– Здесь опасно, – захныкал О'Беронн, когда заработал мотор. – Там я был в безопасности.
Джеймс нажал на газ. Зашуршала резина. Он глянул в зеркало и увидел позади толпу смеющихся и улюлюкающих студентов.
– Куда мы едем? – жалобно проблеял О'Беронн.
Джеймс проскочил перекресток на желтый свет, потянулся на заднее сидение и выдернул из упаковки одну банку.
– Где была эта фабрика?
О'Беронн растерянно заморгал.
– Это было так давно... Где-то во Флориде, по-моему.
– Флорида – это звучит неплохо. Солнце, воздух...
Джеймс ловко выруливал среди машин. Большим пальцем он вскрыл банку и хорошенько отхлебнул из нее. Потом отдал банку О'Беронну.
– Берите, старина, допейте ее.
О'Беронн облизал губы, не спуская с банки глаз.
– Но мне нельзя. Я – продавец, а не покупатель. Мне просто нельзя
Джеймс покачал головой и рассмеялся.
О'Беронн задрожал. Обеими узловатыми руками он поднял банку и прильнул к ней губами. Только один раз он оторвался, чтобы рыгнуть, и продолжал пить.
Машину наполнили майские запахи.
О'Беронн вытер рот и, смяв банку в ладони, швырнул ее назад через плечо.
– Там, сзади, найдется место и для ваших бинтов, – сказал Джеймс. – А теперь – в путь!
Наш нейронный Чернобыль
Конец двадцатого столетия и первые годы нашего нового тысячелетия в ретроспективе составляют единую эру. Это была Эпоха Нормальных Аварий, и жившие тогда люди радостно мирились с таким технологическим риском, который сегодня показался бы безумием.
В этот беспечный, если не сказать преступно халатный период, Чернобыли были на удивление часты. Девяностые годы, когда мощные промышленные технологии быстро распространились в развивающемся мире, были десятилетием пугающих огромностей. Достаточно вспомнить разлив нефти из супертанкера в Джакарте, катастрофу в Лахоре, а также постепенное, но опустошительное массовое отравление просроченными контрацептивами в Кении.
Но все же ни одно из этих событий не подготовило человечество к поразительному глобальному эффекту наихудшего из всех биотехнологических бедствий: событию, ставшему известным под названием «нейронный чернобыль».
Поэтому бы должны быть благодарны тому, что такой авторитет, как Нобелевский лауреат, системный нейрохимик доктор Феликс Хоттон посвятил свое талантливое перо истории «Нашего нейронного чернобыля» (Бессемер, декабрь 2056, цена 499.95 долларов). Уникальная квалификация автора позволяет ему дать сокрушительную переоценку тупоголовой практике прошлого, ведь д-р Хоттон – яркий представитель новой «Науки Открытой Башни», то есть того социального движения внутри научного сообщества, что возникло в ответ на Новый Луддизм второго и третьего десятилетий нового века.
И именно такие пионерские статьи Хоттона, как «Двигательная нервная сеть Locus Coeruleus [16] : на кой черт она нужна?» и «Мой великий балдеж при отслеживании нервных соединений при помощи тетраметилбензидина» заложили основу этой новой, расслабленной и триумфально субъективной школы научных исследований.
Современный ученый вовсе не похож на облаченного в белый халат социопата прошлого. Ученые сегодня демократизированы, прислушиваются ко мнению общества и полностью интегрированы в главный поток современной культуры. И нынешняя молодежь, восхищающаяся учеными с обожанием, некогда припасенным для рок-звезд, едва ли может представить ситуацию иной.
16
Locus Coeruleus – отдел мозга, скопление т.н. «норадреналиновых нейронов», ответственных за регуляцию сна, настроения, а также системы поощрения.