Шкатулка дедушки Елисея

Штуден Лев

Итак, мне приходится для объяснения с людьми использовать язык жестов. Это очень тонкий, очень богатый язык. Люди его просто не хотят понимать. Когда, например, я шевелю кончиком хвоста, это означает:

— Прошу вас, не надо меня трогать за живот.

Человек не понимает. Он норовит меня схватить за заднюю лапу, чего я ещё больше не люблю. Или поднять поперёк живота. Я начинаю дёргать сразу всем хвостом — из стороны в сторону, из стороны в сторону. Это значит:

— Очень вас прошу, оставьте меня, наконец, в покое.

Вместо того, чтобы оценить мою сдержанность, моё терпение и мою вежливость, человек начинает дёргать меня за хвост. Хотел бы я знать: если бы у него самого рос

хвост и кто-нибудь начал бы его дёргать, помнил ли он бы ещё о правилах приличия?

Что остаётся делать? Остаётся цапнуть нахала за руку. На языке жестов это означает:

— Отвяжись от меня сейчас же и навсегда!

Только здесь человек начинает проявлять признаки разума, которым, как ему кажется, он обладает. Я привёл пример из разряда самых очевидных, а что уж говорить о более тонких вещах?..

Но давайте по порядку.

Во-первых, если бы мой юный Хозяин и сестра юного Хозяина понимали язык жестов, они, возможно, никогда бы не сделали такой ужасной ошибки: поехать наобум в этот подозрительный дом, где их ожидало такое множество неприятных приключений… Ведь, стоило мне лишь понюхать тот кусочек бумажки, на котором их непонятно откуда взявшаяся тётушка написала «ждите письма» — и я сразу понял, что тут дело нечисто! Бумажка пахла руками этой самой тётушки, а руки её пахли прокисшими щами, пыльной чердачной паутиной, шерстяной кофтой, проеденной молью, перчатками, долго пролежавшими в нафталине, печными тараканами, ночными страхами, безумными мыслями и съеденным наспех морковным пирожком. Нельзя же, нельзя доверяться человеку, оставляющему ТАКИЕ запахи! Это же очевидно!

Но очевидные вещи становятся почему-то проблемой, когда имеешь дело с людьми. Я попытался прибегнуть к очень сильным выражениям на языке жестов: фыркнул и отскочил в сторону. Казалось бы, понятно.

Куда там!

Вместо того, чтоб принять мою информацию к сведению, хозяева только посмеялись.

Ладно. Я не обидчив. Что дальше?

А дальше пришло тётушкино письмо, запах которого подтвердил самые мои худшие предположения. Тут я не только фыркнул, не только отскочил в сторону, но и ушёл в дальний угол и там, отвернувшись, начал горизонтально двигать хвостом. Это означает:

— Люди, вы делаете ужасную ошибку!

А им хоть кол на голове тёши.

Всю жизнь имею дело с людьми и не могу их до конца понять. Они, конечно, умеют говорить. Они считают себя ужасно умными. Но абсолютно все, даже такие талантливые, как мой юный Хозяин, не могут уразуметь самых элементарных вещей!

Ну ладно, приехали мы на новое место. Вначале, пока они там обнимались со своей фантастической тётушкой (её облик оказался ещё безобразней, чем я предполагал), я сидел в сумке, закрытой на застёжку «молния» (отвратительный способ перевозки котов, но что поделаешь, если люди не придумали ничего лучшего), — и, высунув только нос, исследовал местную атмосферу.

Прежде всего я уловил резкий и довольно нахальный запах. Это были мыши. Дом просто кишел мышами! Надо сказать, это привело меня в приятное возбуждение и на какое-то время отвлекло от мрачных мыслей. Я стал усиленно двигать мордой взад-вперёд, и мне удалось расширить отверстие сумки настолько, что я мог уже просунуть голову и оглядеться.

Ну — апартаменты, я вам доложу! Никогда таких не видывал.

Бесконечные ножки стульев, ножки столов, старые половики (признаться, я их очень люблю) и множество всяких закоулков, где легко спрятаться и поджидать добычу. Моё кошачье сердце усиленно забилось… Я сразу забыл об опасности. Двигая энергично головой, я добился того, что «молния» на сумке разошлась и я смог, наконец, вырваться на свободу.

Не буду рассказывать о моих впечатлениях от камина, от печки, от кухни — они понятны только котам и людям недоступны. Перейду сразу к главному: к ТОЙ САМОЙ комнате.

Туда мы отправились всей гурьбой: мой юный Хозяин, сестра Хозяина и старое страшилище, выдававшее себя за их тётю. И вот, значит, подходим мы к двери. К чёрной двери, на которой белой краской нарисованы непонятные знаки. Я ещё по инерции двигался к этой двери (всё-таки, со мной были люди, и это внушало некое чувство безопасности) -но мой нос был атакован такой лавиной запахов, что никакая буря не могла бы с этим сравниться!

Я понял главное: за ЭТОЙ дверью нас подстерегает что-то ужасное, что порог ЭТОЙ комнаты лучше не переступать…

Но — великий бог Луны! — как сказать об этом людям?

Я сделал самое большое, на что был способен: выгнул спину, распушил хвост, зашипел, рявкнул и отскочил в сторону. При этом я сделал очень большой, можно сказать, рекордный прыжок.

Ну, что? На этот-то раз — понятно?

Ничуть не бывало. Мои хозяева просто весело переглянулись, а старая ведьма чуть не упала в обморок.

Нет. Всю жизнь я имею дело с людьми и не могу их до конца понять. Конечно, они умеют говорить. Конечно, они считают себя ужасно умными. Но абсолютно все, даже такие талантливые, как мой юный Хозяин, не могут уразуметь самых простых вещей. Впрочем, должен заметить, старая хозяйка дома, возможно, что-то и поняла (недаром же она так перепугалась!) Сдаётся мне, она прекрасно всё знала с самого начала.

Что именно — «всё»?

Вот послушайте.

Оставил я, значит, моих несмышлёных хозяев на попечение «благодетельницы» и решил, запасшись кошачьим терпением и кошачьим мужеством, организовать глубокую разведку… Мужество мне понадобилось немалое, можете мне поверить. Во-первых, эти ужасные половицы! Они кричали; стонали, плакали, голосили, смеялись, даже мяукали на самые разные лады. Не говоря уже о грубых человеческих ногах, даже мои осторожные лапы то и дело заставляли их постанывать и попискивать… Попробуй-ка полови в этой обстановке мышей! Во-вторых, хвостатые твари, которые и вправду водились тут в больших количествах, не раз и не два отвлекали меня от моей главной задачи. Они запросто прогуливались посреди гостиной, спокойно бродили по шкафам и полкам. Таких наглых мышей я отроду не встречал! Но ничего, они у меня быстро поняли, кто теперь в доме хозяин, и уже на третий день вели себя по отношению ко мне с подобающей почтительностью.

Но события вскоре приняли такой оборот, что я и думать забыл о мышах…

Вот теперь прошу внимания. Я подхожу к самому главному месту моего рассказа. Боюсь, что здесь даже наш кошачий язык жестов (богатый, красочный, божественный язык!) не сможет вполне передать моих впечатлений.

Я слышал, что некоторые собаки (эти вечные ненавистники кошачьего рода, которых я, впрочем, чисто по-кошачьи иногда жалею) бывают настолько чувствительны, что умирают от разрыва сердца. Признаюсь, я не раз и не два возблагодарил судьбу за то, что она снабдила нашего брата нормальным выносливым сердцем, — не чета какому-нибудь нервному колли или трусливому пуделю. Так вот: в первую же ночь, когда мои хозяева уже легли спать (впрочем, они так и не заснули), я услышал, как опять замяукали половицы в коридоре. Кто же мог там ходить? Будь на моём месте какой-нибудь дуралей-пудель — можете быть уверены: он кинулся бы, очертя голову, на этот звук, захлебнулся бы в собственном дурацком лае, но ничего бы толком не выяснил. Мы, коты, устроены иначе. Мы работаем молча. От этого, поверьте, бывает гораздо больше толку. Я осторожно стал подкрадываться к источнику звука, стараясь как можно мягче ступать по тем половицам, которые не могли бы меня выдать.