Шкатулка дедушки Елисея

Штуден Лев

Что я увидел! О! Я даже не сумею вам сразу об этом рассказать. В этом было столько ужасного и столько непонятного…

Одно я понял сразу: надо предупредить моего юного Хозяина. Но КАК? На следующую ночь я придумал, что надо делать. Я подошёл к его кровати, лапой потрогал его за руку. Он встрепенулся, открыл глаза.

— А, это ты, Амадей? Чего тебе? Под одеяло хочешь? Ну, иди.

Господи, сил моих нет!

Всю жизнь я имею дело с людьми, но не могу их ни в чём убедить. И всё потому, что они считают себя ужасно умными. Но ведь абсолютно все, даже мой талантливый Хозяин, не могут

уразуметь самых простых вещей! Я рассердился и укусил его за ухо.

— Тьфу, дурак, нашёл время играть! Брысь! Иди к себе, на печку!

Ужасно. Хотел бы я знать, какой же это мрачный шутник назвал человека разумным существом?

Я спрыгнул на пол и стал думать. Думал я долго, серьёзно. И — придумал-таки, наконец! Подойдя к тумбочке, где лежала связка ключей, я запрыгнул на неё, взял связку в зубы и приблизился к кровати Хозяина, с этими ключами в зубах. Ключи легонько звенели.

— Потрясающе! — прошептал Хозяин (наконец-то он понял). Убрал одеяло, нагнулся и взял у меня ключи,-Ладно, пойдём, Амадей… Я даже и не подозревал, что ты у меня такой умный.

Моим ответом было ласковое поглаживание щекой о его голую ногу. Этим я давал понять Хозяину, что бывают, хотя и не часто, минуты, когда человек оказывается на сто процентов прав.

IV. Вовка

Вот это ситуация!

В коридоре темно, сестрёнка моя, измученная, спит в своей комнате, выронив на пол книгу, а мы с Амадеем, как два вора, крадёмся к заветной двери… Пришли.

Слышу — из комнаты совершенно точно доносится музыка. Похоже, клавесин. Не скажу, чтобы я вёл себя храбро: поджилки у меня, конечно, тряслись, но отступать мне было стыдно, тем более что на меня из темноты таращились два фосфорических глаза моего храброго четвероногого друга. Стараясь не шуметь, я вставил ключ в скважину, осторожно повернул.

Дверь вдруг зазвенела колокольчиками. Эх, как же я мог забыть об этом! Ведь это же единственная оставшаяся в доме музыкальная дверь! Мы с Амадеем замерли. Нет, никто не спешил нас обнаружить. Игра, слышная из комнаты, не прекращалась.

Я осторожно заглянул внутрь.

То, что я увидел, заставило меня вздрогнуть: на столе горела свеча. Как это могло быть?.. Кто её зажёг? Может, в комнату кто-нибудь забрался?

Я начал всматриваться, оглядываться по сторонам (наверно, я это делал в точности так, как наша бедная тётушка Эрнестина). Но никого я в комнате не увидел. А свеча — вот она, горит и горит. И зажгли её совсем недавно. В пустом, запертом на ключ помещении!

Но самое жуткое было даже не в этом. Представьте-ка себе: старинный клавесин, который стоял как раз напротив стола, действительно ЗВУЧАЛ! Крышка была откинута. Вертящийся стульчик приставлен был к инструменту. И далее клавиши, подрагивая, перемещались туда-сюда, как если бы чьи-то пальцы нажимали на них… Но самого главного не было. Самого-самого главного: музыканта.

Не могу вам даже и описать, как сильно меня околдовало это зрелище. Я так и застыл у двери… Я даже не решался переступить порог, только смотрел и слушал. Мой кот тоже застыл у порога. Он прямо весь дрожал от возбуждения. Наверное, что-то ему удалось увидеть такое, чего не мог видеть я сам. Он не крутил головой, а смотрел в одну точку, туда, где должен был сидеть музыкант.

Повторяю: в комнате я никого не заметил. Но в то же время у меня было такое чувство, что здесь кто-то есть. Потому-то мне было страшно переступать через порог… Я подумал-подумал и решил, что лучше прийти сюда завтра вечером, спрятаться и ждать, а пока хорошо бы убраться подобру-поздорову. Но не успел я дотянуться до дверной ручки, как игра прекратилась.

Интересно, что будет дальше?

А дальше было вот что: крышка клавесина сама собой закрылась. Стульчик сам собой отодвинулся. Свеча сама собой погасла! Меня от страха прошиб холодный пот. Амадей попятился в коридор и слабо мяукнул. Я, наконец, не выдержал и закрыл дверь — у меня уже ноги подкашивались…

Что делать?

Пока я размышлял, в комнате опять началась музыка: на этот раз играл оркестр. И как играл! Я вам даже передать не могу. Но, может быть, вы сможете себе это представить, если как-нибудь ночью, не зажигая света, включите у себя в комнате проигрыватель с пластинкой 7-й симфонии Бетховена… Там есть сказочная 2-я часть. Найдите, попробуйте! Вы тогда хоть немного поймёте моё состояние… Ночь. Неясный лунный свет из окна. Очень слабое свечение на крышке рояля, на раструбах валторн, труб, тромбонов. И в этом светящемся сумраке — волшебная ночная музыка!

Я осмелел. Я решил, что, если теперь я тихонечко войду, никто меня не заметит (я всё ещё был уверен, что кто-то там прячется).

Осторожно, стараясь не наткнуться на что-нибудь, я начал пробираться вдоль стены в глубь комнаты. Над моей головой рыдали скрипки. Виолончели вторили им справа от меня, у противоположной стены. В углу гудел контрабас. Музыка текла дальше: включались новые и новые инструменты. Для меня это всякий раз было неожиданно: то откуда-то виолончели запоют, то звучат гобои с фаготами, то вдруг трубы… Каждый раз я оглядывался: мне казалось, что вот-вот я увижу, наконец, того, кто приводит в действие всю эту несметную массу звуков! Но никого, конечно, я не увидел.

Не скажу, чтобы мне это прибавило смелости. Но в то же время -с каким восторгом я слушал музыку! Спасибо моей сестре: она хорошо позаботилась о том, чтобы я знал классиков, мы с ней переслушали уйму разных произведений — и теперь сама музыка утешала, успокаивала меня. А в особенности, когда началась середина второй части, помните, там где вступает нежный тихий кларнет? Чудо! Я так и застыл на месте: красота победила страх.

А потом музыка подошла к завершению. Повторилась первая, колдовская тема… Она прозвучала у струнных, у фаготов, у валторн… Последний аккорд!

И тут в моём сознании чётко прозвучали чьи-то слова:

— Превосходно, господин Бетховен!

Это было уже слишком. Я почувствовал, что мне становится дурно, как будто я долго-долго кружусь на карусели… И я не выдержал: быстро проскользнул к двери, выскочил в коридор, запер комнату и еле-еле добрался до своего дивана. На одеяле меня уже ждал мой Амадей: он удрал гораздо раньше. Нас обоих трясло, как в лихорадке.

Музыки мы в эту ночь больше не слышали. Но и в тишине я долго не мог уснуть.