Шкатулка из метеорита
Шрифт:
– Ну, вот, а ты – как же это, без суда, без адвокатов!
– Мысами его осудим и сами будем адвокатами!
– Я, например, для этого выродка, адвокатом быть не собираюсь – посажу в ящик, без сожаления, пусть ему к свиньям собачьим башку прострелят!
– К чертям.
– Что?
– Говорится, к чертям собачьим. – Натка опять вздохнула и наморщила нос. – Но пусть, к чертовой бабушке, прострелят, он заслужил. И мы посадим его в ящик, чтобы отправить на казнь!
– Вот, именно, Поймаем и посадим! А все-таки – неожиданно добавила Машка – жаль, девки, что не достался мне "Астон – Мартин"!
Глава 3. Тяжелые трудовые будни британского
Моня Натке сразу не понравился. Это был толстый, среднего роста, мужичок, со спутанной, как собачья шерсть, темно-русой, шевелюрой, лохматыми бровями и маленькими, какими-то, крысиными глазками. Черты лица – какие-то мягкие, почти женственные, голос тихий, вкрадчивый, хриплый. Двигался Моня резко, дергано и производил впечатление киношного чокнутого профессора. Жил он в огромном старинном особняке, почерневшем от времени, во дворе которого торчал, как бельмо, белоснежный мраморный фонтан в виде то ли Колосса Родосского, то ли чемпиона мира по реслингу.
Натку с Ликой Моня взял на работу без раздумий, они попали в подчинение к управляющему – седому сухому старичку с блестящей лысиной и трясущимися руками. Управляющего звали Дэйв Кронсберри, он очень гордился своей фамилией, так как был потомком какого-то знатного английского рода. Какой-то давний предок Дэйва был даже рыцарем в личной охране самого Ричарда Львиное Сердце. Но потом его неразумные потомки профукали и состояние, и честь, и вот, Дэйв, преисполненный рыцарского пафоса, работает управляющим у русского предателя, тщательно избегающего встречи с родиной. Дэйв быстро ввел девчонок в круг их обязанностей. Лику взяли официанткой, Натку – нянькой для кошки Мони – вальяжной, разожравшейся до размеров свиноматки, лохматой и полосатой Гретхен, которая смотрела на людей, как и все кошки, как на мусор, с вселенским презрением. У Гретхен была своя комната, в которой, также, должна была обитать и Натка. Гретхен не особенно давала повод Натке для того, чтобы проявить себя, так как спала с утра до ночи, даже не пытаясь двигаться. Спала она, вообще, круглосуточно, временами с трудом перемещая свою тушку к кормушке и тарелочке с водой или лотку. А вот Лике приходилось работать по-настоящему – она прислуживала Моне во время приемов пищи в огромной столовой, обставленной в рыцарском стиле. Очевидно, Моня представлял себя кем-то, равным по масштабу, с принцем крови или тем же Ричардом Львиное Сердце. Сидя на резном стуле с высокой спинкой, он изо всех сил напускал на себя важности и смотрел на окружающих взглядом Гретхен.
Натке глубоко был неприятен этот человек, его внешность, его голос, его замашки директора мира, взгляд его крысиных глазок, привычка потирать ладони и облизывать губы. Когда Моня так делал, он был похож на сумасшедшую ящерицу. Как выглядят сумасшедшие ящерицы, Натка точно не знала, но Моня, поему-то, ассоциировался у нее именно с сумасшедшей ящерицей. Натка наблюдала за Моней и думала, каково это, когда где-то у тебя припрятано смертельно опасное вещество, причем, ты точно знаешь, что оно способно сделать, если выпустить его в атмосферу и при этом выходить на улицу, смотреть на людей и общаться с некоторыми из них, как ни в чем не бывало. Она постоянно думала, насколько нужно быть больным, чтобы делать вид, что все происходящее, в порядке вещей, прикидывая, сколько миллионов можно заработать на уничтожении людей, для того, чтобы купить еще один вычурный особняк, нанять кучу прислуги и послаще пожрать. Насчет покрепче поспать Натка сомневалась, так как была уверена, что любой мерзавец, в глубине души, знает, что он мерзавец, а поэтому муки совести не дают ему
Изредка по работе они встречались с Ликой, обмениваясь взглядами. Моня был неплохим работодателем, платил щедро, без причин не терроризировал своих работников, видимо, по той простой причине, что ему претило спускаться с небес до уровня прислуги и он просто всегда смотрел сквозь людей.
Однажды, уже после ужина, Лика зашла к Натке, в комнату Гретхен.
– А неплохо животинка устроилась! – воскликнула она с порога, оглядывая большую комнату.
– Ты это про меня? – улыбнулась Натка.
– А ты спишь на коврике? А где твои мисочки для еды?
– Завязывай, блондинка, самой противно. Все-таки, права была когда-то программа «Время», труд в капиталистической Англии, действительно, тяжелый, а иногда унизительный! И пролетариат здесь живет очень трудно. Проклятые эксплуататоры!
– Кузнечик, ты прям вождь мирового пролетариата, того и гляди, сейчас мировой пожар революции тут устроишь! Кстати, насчет унизительности – полностью согласна, потому что Моня любит, чтобы официантка, во время трапезы, стояла рядом, на готове. А сам чавкает, хлюпает и сопит во время еды. Отвратительно! И вот, стоишь, смотришь на все это, слушаешь, и такую психологическую травму получаешь, ни один Зигмунд Фрейд не исцелит, аппетит сметает начисто на долгие годы!
– Ну, знаешь, это даже хорошо, хоть меньше о жратве будешь думать! Целее съестные припасы, знаешь ли!
– А что, у тебя таковые имеются? Я бы отведала!
– Кошачий корм будешь? Гретхен с тобой поделится!
Гретхен, которая спала на специальной подушке с подогревом, при звуке своего имени, шевельнула ухом и приоткрыла один глаз на долю секунды. Убедившись, видимо, что никто ее не звал, она нервно дернула пушистым хвостом и снова уснула.
– Ешьте сами, спасибо! Нас и на кухне неплохо кормят!
– Смотри, Лика, не разжирей! Испортишь прекрасную фигуру, будешь некрасивой.
– Не боись, мой организм к жировым накоплениям не склонен, переваривает все, без остатка! Я чего, собственно, зашла-то. Наш работодатель щедрый разрешил мне в гостевом домике жить, так что, предлагаю там наш штаб организовать. Сразу после ужина, как Зверя своего накормишь, приходи, о делах наших скорбных покалякаем!
– Отчего ж не прийти, приду! Давай, блондинка, удачи тебе на нелегком трудовом поприще! Вечером загляну к тебе!
Лика сделала шутливый книксен и вышла.
Вечером они сидели в гостевом домике на большом диване из кремовой кожи. Гостевой домик был похож на миниатюрный дворец для Барби – белые колонны, салатовые стены, километры завитушек. Внутри – та же кукольная роскошь: красные обои с золотыми орнаментами, ковры с длинным ворсом цвета красного апельсина, полированная мебель из махагона. В баре девчонки нашли виски, и сейчас сидели, потягивая алкоголь из пузатых стаканов красного стекла.
– А я смотрю, Моню Советский Союз не отпускает – хмыкнула Натка, оглядывая интерьер. – Все в красных тонах, серпа и молота, разве что, не хватает.
– Ага, точно! – Лика жевала шоколадку. – И бюстик Владимира Ильича еще надо, для полноты картины.
– Ладно, шут с ним, с Моней и его цветовыми предпочтениями. Как будем работать?
– Просто скрутить и увезти не получится – у него охрана по численности, как армия маленького государства! Начальник охраны – бывший вояка, весь такой бравый и мужественный, сама видела как-то за ужином.
–Это да, нельзя, хватятся нашего Моню, вонь поднимут, пресса демократическая заверещит, оно нам надо? Да и неплохо бы узнать, где он канистрочку свою припрятал.