Шкатулка желаний
Шрифт:
Сестры захохотали. Ой, брось, разве ты сама ничего не захотела бы менять? Так и продолжала бы торчать здесь, в своей лавчонке, продолжала бы торговать лоскутками и тесемочками, чтобы скучающим теткам, которым даже любовника завести смелости недостает, было чем заняться? Ага, как же! Наверняка бы, как и мы, выиграй мы столько, начала новую жизнь. Купила бы себе хорошенький домик у моря, например в Греции, купила бы роскошную машину, отправилась бы в какое-нибудь сказочное путешествие, баловала бы детей… — и подруг, вставила Франсуаза, — наверняка ты бы полностью обновила гардероб, шлялась бы в Париже по дорогим магазинам и навсегда перестала бы обращать внимание на ценники… Ну а еще, поскольку ты чувствовала бы себя немножко виноватой, пожертвовала бы что-нибудь на лечение рака. Или миопатии.
Я пожала плечами. Все это я могу делать и без
Но тут вошла покупательница, мы заткнулись и перестали хихикать.
Покупательница равнодушно оглядела ручки для сумок, одну, из манильской пеньки, взвесила на руке, потом обернулась ко мне и спросила, как себя чувствует Жо. Я поблагодарила и заверила, что муж вполне здоров.
Надеюсь, ему понравился мой жилет, сказала она, зеленый жилет с деревянными пуговицами, и вдруг, всхлипнув, прошептала, что ее взрослая дочь сейчас умирает в больнице от этого подлого гриппа. Не знаю, что делать, не знаю, что говорить, повторяла она, вы так чудесно пишете в своем блоге, Жо, помогите мне, научите, какими словами с ней попрощаться. Пожалуйста, прошу вас, подскажите мне слова…
Даниель с Франсуазой потихоньку смылись. Даже если бы у них было восемнадцать миллионов, даже если бы у нас у каждой было по восемнадцать миллионов, мы все равно стояли бы перед этой матерью с пустыми руками.
Когда мы с читательницей моего блога пришли в больницу, нам сказали, что ее взрослую дочь перевели в отделение интенсивной терапии.
~~~
Я спрятала чек в старую туфлю, засунула под стельку.
Иногда по ночам, дождавшись, пока Жо захрапит, я вылезала из постели, бесшумно подкрадывалась к стенному шкафу, нашаривала в нем туфлю и вытаскивала из-под стельки свой бумажный клад. Запиралась с ним в ванной, садилась на унитаз, разворачивала чек и начинала его разглядывать.
От написанных на чеке цифр у меня голова шла кругом.
В свой день рождения, когда мне исполнилось восемнадцать, я получила от папы в подарок деньги, в пересчете на евро — две с половиной тысячи. Это большая сумма, сказал он, ты можешь внести эти деньги как залог за квартиру, можешь отправиться в далекое путешествие… или купить себе все книги про моду, какие только пожелаешь… или, если тебе этого больше захочется, машину, да, этого должно хватить на маленькую подержанную машину…
Тогда я почувствовала себя богатой. Теперь я понимаю, что была богата папиным доверием и что доверие — самое большое богатство.
Да, да, знаю, это штамп и банальность. Но это правда.
До того как у отца случился инсульт, навсегда заточивший его в плен шестиминутных циклов настоящего времени, он больше двадцати лет проработал на химическом заводе в Тиллуа-де-Моффлен, в четырех километрах от Арраса. Он осуществлял общий надзор за производством дидецилдиметиламмония хлорида и глутаральдегида — оба эти вещества применяются для дезинфекции, но с ними надо обращаться осторожно, иначе повредят, и хорошо еще, если только кожу, вот мама и требовала, чтобы он, вернувшись с работы, непременно и немедленно принимал душ. Папа в ответ улыбался и подчинялся беспрекословно, хотя если глутаральдегид и в самом деле растворяется в воде, то к дидецилдиметиламмония хлориду это не относится. Тем не менее у нас дома помидоры ни разу не стали синими, и яйца ни разу не взорвались, и на спинах ни у кого не проросли щупальца. Остается только поверить, что марсельское мыло [26] — и впрямь чудодейственное средство.
26
В состав марсельского мыла, изобретенного на юге Франции в Средние века, традиционно входят сода, оливковое масло и лимонный сок. Точные рецепты и сейчас хранятся в глубокой тайне, но известно, что в марсельском мыле нет никаких искусственных химических добавок (консервантов, ароматизаторов и т. п.). Это многофункциональный продукт: марсельское мыло используется для душа, мытья рук и в качестве хозяйственного, для стирки и уборки; считается, что оно, ничуть не вредя коже, отлично справляется с любой грязью и выводит любые пятна.
Мама была учительницей рисования в начальной школе, а кроме того, вела по средам вечерний класс рисунка с натуры в мастерской при музее изящных искусств. У нее у самой была прелестная графика, и вместо альбома с фотографиями у нас остался от мамы альбом с набросками, превративший мое детство в произведение искусства.
А еще мама была красавицей, и папа очень ее любил.
Я глаз не свожу с треклятого чека, а он пялится на меня.
Он меня обвиняет.
Я знаю, что никто никогда не балует родителей достаточно и что осознаешь это всегда слишком поздно. Сейчас я для сына — всего лишь номер в памяти мобильного телефона и воспоминания о каникулах в Бре-Дюн и нескольких воскресных поездках в бухту Соммы. [27] Ромен меня не балует — так же, как и я сама не баловала своих родителей, ведь мы всегда передаем детям по наследству свои ошибки и упущения. С дочерью все по-другому: Надин не разговаривает, Надин — дает, а нам надо научиться понимать и принимать.
27
Бухта Соммы — живописный уголок французского департамента Пикардия, где, несмотря на развитие туризма, природа сохранилась нетронутой.
С прошлого Рождества она присылает мне из Лондона через Интернет свои коротенькие фильмы.
Последний идет всего минуту.
Единственный общий план и резковатые наезды. Мы видим старую женщину на перроне вокзала Виктория. У нее совсем белые волосы, и голова похожа на большой снежок. Женщина только что сошла с поезда. Она делает несколько шагов и ставит на землю чемодан, слишком для нее тяжелый. Озирается кругом. Толпа обтекает ее, как вода — камушек, и вдруг она остается одна, совсем крохотная. Женщина — не актриса. Толпа — не массовка. Это картинка из настоящей жизни. С настоящими людьми. И история настоящая. Музыку для своего фильма Надин выбрала из Пятой симфонии Малера, adagietto, и с этой музыкой экранная минута стала самой волнующей из всех минут горькой заброшенности, какие мне случалось в жизни видеть. Утрата. Страх. Смерть.
Я складываю чек. Зажимаю его в кулаке так, словно хочу раздавить.
~~~
Я начала худеть. Нет, не нарочно, само собой получается.
Наверное, это из-за стресса. Ну и оттого, что в полдень теперь домой не иду, остаюсь в лавке, и обедать — где бы то ни было — перестала.
Двойняшки беспокоятся, пристают с расспросами, я отговариваюсь тем, что счета запущены, заказы не выполнены, а тут еще и с блогом дел невпроворот. Там у меня теперь в день около восьми тысяч посетителей. Я согласилась размещать в блоге рекламу и из вырученных за это денег могу платить Мадо, которую взяла в помощницы.
После того как месяц назад умерла в больнице взрослая дочь Мадо, у нее стало слишком много свободного времени. И слов у нее стало слишком много… и любви слишком много… Мадо просто битком набита вещами, теперь для нее лишними: рецептами блюд, которые ей уже некому приготовить, детскими стишками — для внуков, которым уже неоткуда взяться. Она все еще начинает иногда плакать посреди фразы, либо услышав какую-нибудь песню, либо если в лавку зайдет молоденькая девушка купить для своей мамы саржевую или шелковую тесьму. Я стараюсь загрузить Мадо как следует: она отвечает на комментарии и сообщения, оставленные в блоге, а с тех пор как я завела на пробу торговый сайт, еще принимает заказы и отслеживает их выполнение.
Взрослую дочь Мадо звали Барбара. Она была ровесницей Ромена.
Мадо обожает двойняшек — они ненормальные, говорит она, но такие заводные, просто электровеники. Начав помогать мне с блогом, она начала заодно осваивать новые словечки.
Кстати, она и сама заводная!
По средам она обедает с Даниель и Франсуазой в «Двух Братьях» на улице Тайери. Они заказывают себе по салатику, запивают его «перье», случается, берут по бокалу вина, но главное, то, ради чего эта троица собирается, — они заполняют карточки лотереи. Порывшись в памяти, выуживают магические числа. Дата рождения. Годовщина первого свидания. Идеальный вес. Номер страхового свидетельства. Или дома, где они жили в детстве. Дата первого поцелуя или незабываемая годовщина безутешного горя. Номер телефона, по которому уже никто не ответит…