Шкатулка желаний
Шрифт:
Вот он передо мной, «семейный альбом», — сотни рисунков и картин, напоминающих о чудесных днях. Дальняя поездка на машине к замкам Луары, Шамбор, где я упала в воду, а папа и другие мужчины бросились меня вытаскивать. Другие рисунки — мамины автопортреты, мама здесь очень красивая и смотрит так, будто в жизни не знала страданий. И еще картина — большой дом в Валансьене, в котором я родилась, но которого совершенно не помню.
А школьные годы — простые, спокойные и приятные… Даже не-поцелуй Фабьена Дерома был на самом деле благословением. Потому что помог мне понять: дурнушки, как и все остальные девушки, конечно же, мечтают о прекрасных принцах, но между ними и принцами, словно непроходимые горы, стоят все красотки мира. Я поняла это — и стала искать красоту везде, где она могла таиться: в доброжелательности, честности, чуткости, порядочности. И все это нашлось у Жо…
Жо — с присущей ему грубоватой нежностью — похитил мое сердце, прильнул к моему телу и сделал меня своей женой. И я всегда была верна Жо — даже в бурные дни, даже в штормовые ночи. Я любила Жо, что бы он ни делал, любила и тогда, когда Надеж умерла на пороге моей утробы, как будто, приблизившись к выходу, вдохнула наружный воздух, попробовала мир на вкус и решила, что он ей не нравится, и черты моего мужа исказила злоба, заставлявшая его говорить совершенно ужасные вещи.
Двое живых детей и наш маленький ангел небесный были моей радостью и моей печалью, я и сейчас иногда до дрожи боюсь за Ромена, и я знаю, что в день, когда его обидят и некому будет бинтовать его раны, он вернется сюда. В мои объятия.
Мне нравилась моя жизнь. Я любила ту жизнь, которую построили мы с Жо. Мне нравилось, как преображаются в моих глазах, становясь красивыми, самые заурядные вещи. Я любила наш простой, уютный и дружелюбный дом. Я любила наш сад, наш скромный огород и жалкие кустики помидоров, которые там росли. Я любила вместе с мужем рыхлить промерзшую землю. Я любила вместе с ним мечтать о будущих веснах. Со всем пылом юной матери я надеялась когда-нибудь стать бабушкой и училась печь пышные пироги, жарить вкусные блинчики и варить густой шоколад. Я хотела, чтобы в нашем доме снова поселились запахи детства, чтобы прибавлялось и прибавлялось фотографий на стенах…
Когда-нибудь я обустроила бы на первом этаже комнату для папы, я ухаживала бы за ним и каждые шесть минут придумывала себе новую жизнь…
Я любила тысячи Изольд, читавших мой блог, мне нравилась их доброжелательность, спокойная и мощная, как большая река, возрождающая, как материнская любовь. Я любила наше женское сообщество, нашу уязвимость и нашу силу.
Я очень любила свою жизнь, и в ту самую минуту, как узнала о выигрыше, поняла, что эти деньги все погубят.
А что взамен?
Огород побольше, чем сейчас? Помидоры крупнее и краснее теперешних? Новый сорт мандаринов? Другой дом, просторнее и роскошнее этого, ванная с джакузи? «Порше-кайен»? Что еще? Кругосветное путешествие? Золотые часы и бриллианты? Силиконовые груди? Перекроенный нос? Нет. Нет. И нет. У меня было то, чего за деньги не купишь, но что они с легкостью могут отнять, разрушить.
У меня было — счастье.
И деньги могли разрушить счастье.
Во всяком случае, мое счастье. Такое, какое было у меня. Со всеми его недостатками. Заурядное. Мелочное.
Но — мое.
Огромное. Ослепительное. Единственное и неповторимое.
Потому-то, спустя несколько дней после того как вернулась из Парижа с чеком, я приняла решение сжечь эти деньги.
Но не успела: человек, которого я любила, их украл.
~~~
Я никому ничего не сказала.
Двойняшкам, когда они спросили, как дела у Жо, ответила, что он по предложению «Нестле» на несколько дней задержался в Швейцарии.
От Надин по-прежнему приходили весточки. У нее появился друг, здоровенный рыжий парень, аниматор, работающий над новым «Уоллесом и Громитом». [39] Моя девочка постепенно влюблялась все сильнее, но не хотела торопить события, потому что (так она написала мне в последнем мейле), если ты любишь кого-то и теряешь его, тебя больше нет. Наконец-то у нее появились слова. У меня на глаза навернулись слезы, и я ответила ей, что здесь все идет хорошо, что я собираюсь продать свою лавку (это правда) и плотно заняться сайтом (это неправда). И пообещала скоро ее навестить. Я ничего не рассказала Надин об отце. О том, как плохо он с нами со всеми поступил.
39
Уоллес и Громит (Wallace and Gromit) — персонажи пластилиновых мультфильмов, созданных британским режиссером Ником Парком на студии «Aardman Animations».
Ромен, по обыкновению своему, признаков жизни не подавал. Окольными путями я выяснила, что он, бросив и блинную, и девушку, устроился на работу в видеоклуб в Сассенаже. Возможно, вместе с другой девушкой. Он же мальчик, сказала Мадо, а мальчики все до одного дикари… Теперь слезы показались у нее на глазах, потому что она вспомнила свою взрослую дочь, которой не стало.
Через неделю после того, как Жо пропал вместе с моим чеком на восемнадцать с половиной миллионов евро, я устроила в лавке вечеринку. Народу набежало столько, что праздник выплеснулся на улицу. Я объявила, что бросаю торговлю галантереей, и представила собравшимся свою заместительницу — Терезу Дюкрок, маму той самой журналистки из местной газеты. Когда Тереза объяснила, что на самом деле не займет моего места, а «будет заниматься лавкой только до моего возвращения», все зааплодировали. А я успокоила встревоженных покупательниц, сказав: просто мы с Жо решили взять годичный отпуск. Дети наши давно выросли и в нас не нуждаются, и мы отправляемся путешествовать. Когда-то, когда мы только встретились, мы дали друг другу слово, что рано или поздно сделаем это, что увидим разные страны, попробуем на вкус разные города. И вот теперь настало наконец время пожить в свое удовольствие. Все окружили меня, хором сокрушаясь, что Жо сейчас не с нами, какая жалость, что его здесь нет; все наперебой спрашивали, какие же именно города мы собираемся посетить, через какие именно страны проехать и какой там климат, и не просто из любопытства, а чтобы тут же вручить мне подарок — пуловер, пару перчаток или пончо: вы столько лет баловали нас, Жо, теперь настал наш черед.
Назавтра я заперла дом, отдала ключи Мадо, и двойняшки отвезли меня в аэропорт.
~~~
— Жо, ты уверена в том, что поступаешь правильно? Что хочешь именно этого?
Да. Сто раз, тысячу раз — да. Да, я уверена, что хочу покинуть Аррас, город, где Жо покинул меня. Покинуть наш дом и нашу постель. Я знаю, что не перенесу ни его отсутствия, ни еще живых запахов его присутствия: запаха его пены для бритья, запаха его одеколона, слабого запаха его пота, затаившегося в оставленной им одежде, и более сильного — в гараже, где он любил мастерить мебель, терпкого, застоявшегося в воздухе запаха Жо, смешанного с запахом опилок…
Двойняшки провожают меня как можно дальше, дотуда, куда еще пускают. У обеих глаза на мокром месте. Я стараюсь улыбаться.
Первой догадывается Франсуаза. И произносит вслух невообразимое:
— Жо тебя бросил, да? Теперь, когда он уже, считай, начальник и вот-вот будет раскатывать на «кайене», он ушел к другой, нашел себе покрасивее и помоложе?
И тут разревелась я, слезы полились рекой. Не знаю, Франсуаза, он уехал, и все.
Мне приходится врать. Я умалчиваю о ловушке, об испытании искушением. О расколотом волнорезе моей любви. А может, с ним что-нибудь случилось, медовым, уютным голосом успокаивает Даниель, разве в Швейцарии людей не похищают? Я читала, что теперь, со всеми этими банковскими листингами и утаенными деньгами, в Европе стало примерно как в Африке. Нет-нет, Даниель, никто его не похитил! Никто его у меня не отнимал, он сам отнял меня у себя, сам вычел меня из своей жизни, отрезал, вычеркнул, стер, убрал — только и всего.
И все это время ты ничего не замечала, Жо? Ровно ничего. Ничегошеньки. Как в самом бездарном фильме. Муж отправляется на неделю в другую страну повышать квалификацию, ты его ждешь, перечитывая «Любовь властелина», делаешь себе маски, чистку лица, восковую эпиляцию, массаж с эфирными маслами, чтобы к его возвращению стать с головы до ног красивой и гладкой, — и вдруг понимаешь, что он не вернется.
Откуда ты это узнала, Жо, он оставил тебе письмо, что-нибудь в этом роде? Мне пора идти, и я скороговоркой бормочу: ни словечка, вот это-то и есть самое худшее: даже письма не оставил! Вот именно что ничего, совсем ничего, страшная, космическая пустота…