Школа 1-4
Шрифт:
– Нет, нам в школе говорили, что Бога нет.
– Значит, ты атеистка? Считаешь, что Бога нет? Есть Бог или нет?
– Простите, Ольга Матвеевна, простите меня пожалуйста, - Катя начинает плакать, сл?зы сбегают по е? лицу, как т?плые муравьи.
– Я больше не буду, я вс? буду делать только так, как вы хотите. Вы скажите только, я вс? буду делать, как вы скажете...
– Заткнись, - выпятив подбородок, коротко говорит Ольга Матвеевна. Катя умолкает и только всхлипывает от плача.
– Раз ты не знаешь, кто такой Бог, я покажу тебе. Хочешь?
– Да, - покорно соглашается Катя.
– Тогда читай ещ? раз. И помни, о ком читаешь.
Катя вытирает сл?зы и снова начинает читать, иногда прерываясь от тихих спазмов плача. Листок дрожит у не? в руках. Одна слезинка капает сверху на чистый участок ниже текста,
– Ещ? раз?
– робко спрашивает она.
– Хватит. Поднимись и сядь на стул.
Катя делает, что велено, и Ольга Матвеевна вста?т, снимает с себя гимнаст?рку, расст?гивая все без исключения пуговицы. Потом она через голову снимает майку и оста?тся в одном лифчике голой по пояс. Так она подходит к сидящей на стуле Кате, которая боится даже смотреть на весь этот ужас, а просто дрожит, сжав вместе ноги и схватившись руками за сидение. Ольга Матвеевна начинает гладить руками Катино лицо, волосы, шею, руки у не? т?плые и ласковые. Она поворачивает лицо девочки вверх, целует его, проводит языком по губам, носу, щеке и закрытым глазам Кати, которая удивляется, что от Ольги Матвеевны совсем не пахнет спиртом. Потом руки Ольги Матвеевны отпускают Катю, она слышит, как тихо выдыхает отпускающий натяжение лифчик, и потом его плотная ш?лковая ткань оказывается на Катиной шее, и сильно затягивается назад. Катя не успевает даже понять, что происходит, когда в глазах е? темнеет и ей становится нечем дышать. Она беспомощно ищет руками душащую ткань, хватая вместо не? свою собственную одежду, пытается попросить пощады, но в горле е? уже практически нет воздуха, она только тихонько сипит, широко открывает глаза и тупо смотрит на Ольгу Матвеевну, которая улыбается ей нежной, таинственной улыбкой, лишь поверхностно затрагивающей губы. Катя плохо видит Ольгу Матвеевну в опускающейся темноте, тело е? начинает д?ргаться само собой, стукая ножками стула, но Ольга Матвеевна держит стул своей тяжестью, медленно затягивая лифчик одной рукой и прижимая голову девочки к своей голой груди. Черты лица Ольги Матвеевны видятся Кате нечеловеческими и ужасными, хотя совершенно не изменились, вс? так же мягко очерчены и просты, как раньше. Катя ударяется коленями в стол и, резко повернувшись телом, пытается слезть со страшного стула, превратившегося в станок смерти, но сила Ольги Матвеевны тянет е? обратно, а снова вырываться у Кати не хватает уже воли, она теряет себя и только чувствует, как е? сапоги сами стучат в пол, и видит перед собой Бога, огромного мохнатого пегого слона с забрызганным кровью рылом, и из рыла выходят два укороченных, мохнатых хобота. Катя что есть силы раскрывает рот, но воздуха нет, словно Бог высосал его весь дырками своих хоботов.
Вдруг давящая боль ослабевает, и воздух прорывается ей в грудь. Катя дышит, жадно, поспешно, пока Бог не решил снова забрать воздух себе. Слон рев?т, глухо и тяжело, Катя трогает руками свою шею, на ней ничего нет, только болящие следы, оставленные пальцами смерти.
– Ну что, видела Бога?
– спрашивает Ольга Матвеевна.
– Да, - отвечает Катя, сглотнув от боли.
– И какой Он?
– Страшный.
– Правильно. Можешь идти, Котова. Я назначила тебя тут убирать, завтра прид?шь в девять сорок. И если кому-нибудь хоть слово скажешь о нашем разговоре, отправишься к крысам. Ясно?
– Да, Ольга Матвеевна.
На следующий день Катя не может ни шить, ни есть, ни слушать уроки, потому что боится идти вечером к Ольге Матвеевне, потому что боится, что пальцы смерти на этот раз могут не разжаться. В девять тридцать вечера Катя бесчувственными руками вытаскивает к колонке ведро, которое нужно наполнить водой для мытья полов. Пока вода со звоном бь?т по алюминию, Катя кутается в каз?нный ватничек, мечтая провалиться куда-нибудь под землю и замереть там, так надолго, чтобы все про не? забыли. Воде вс? равно, е? не станут мучить и душить, и песку вс? равно, и другим девочкам тоже, вот они выстроились в очередь к сортиру, кто курит, кто сме?тся, кто просто смотрит перед собой, и это глядение, раньше казавшееся Кате таким скучным, теперь желанно ей, вот так бы стояла хоть всю ночь и глядела, только бы не быть собой.
Увидев, что ведро уже полно, Катя хватает его и волочит к дому ужаса, не останавливаясь ни на миг, стиснув зубы, смахивая пряди волос с глаз, она неловко вскарабкивается по ступеньками крыльца, часть воды выпл?скивается на пол, но Катя, совершенно отупевшая от своего страха, не обращает на это внимания, проносится по коридору к швабре, наматывает на не? тряпку непослушными пальцами и стукает в закрытую дверь, из-под которой пробивается узенькая полоска света.
– Да?
– говорит голос Ольги Матвеевны.
– А, это ты, Котова, заходи. Подмети только сначала, тут песка много, Макарыч нан?с. Вс? старик по барханам шляется, зверей своих ловит. Знаешь, кто он такой? Чего молчишь с веником? Обиделась на меня, что я тебя вчера душила? Обиделась?
– Нет, Ольга Матвеевна.
– И правильно. Я же тебе просто показать хотела то, чего ты не знаешь. Ну мети, мети. А Макарыч - вонючая старая сволочь. Ты запомни это. Никогда не связывайся с такими, как он. Пойди сюда. Ну пойди же.
Катя нерешительно подходит к Ольге Матвеевне. Та обнимает е?, не вставая со стула, и прижимает к себе, целует в лицо.
– Ты такая хорошая, - ш?потом говорит Ольга Матвеевна в перерывах между поцелуями.
– Я тебя так люблю, ты не бойся, я не буду тебя больше лифчиком душить. И если ты будешь слушаться, я тебе буду давать мясо, и картошку, и помидоры, и даже... грушу. Ты любишь груши?
– Да, - прошептала Катя, постоянно ожидая, когда е? начнут мучить.
– Любишь груши... Послушай, тебя, кажется, Катей зовут? Катя, у тебя были куклы?
– Были.
– Ты любила с ними играть?
– Да.
– Тогда ты легко меня пойм?шь. Я тоже очень люблю играть в куклы. Если ты будешь моей куклой, если ты будешь... Ты помнишь о крысах?
– Да, Ольга Матвеевна.
– Если ты будешь себя хорошо вести, ты не пойд?шь к крысам. Ты не пойд?шь, мой зайчик... ты не пойд?шь, - Ольга Матвеевна шепчет и целует Катю, которая не смеет отвернуться от е? горячих губ.
– Ну иди, подметай, иди, Ольга Матвеевна прижимается ртом к Катиной щеке и говорит с дыханием через полусжатый рот.
– Когда вс? сделаешь, прид?шь сюда.
Вымыв пол во всех комнатах каменного дома, Катя вспотела и устала. Руки у не? опухли от воды и жгучего ноябрьского ветра, который набрасывается на не? каждый раз, как она выносит сливать ведро. Она так устала, что ей даже не хочется есть, как обычно вечерами, когда живот уже тоже понимает, что ему больше ничего не дадут. Освещ?нный только дверными щелями коридор подплывает у не? в глазах, а пол кажется косым и непригодным для хождения. Поставив швабру в маленькой каморке, забитой всяким хламом, Катя трогает рукой похороненный здесь старый сломанный шкафчик из т?много с краснотой дерева, его железные ручки сделаны в виде каких-то ящериц, и именно из-за них Катю посещает новое, странное чувство, будто кроме того бездонного, тоскливого мира, в котором она жив?т, есть ещ? другой, где встречаются такие шкафчики с ручками в виде ящериц, шумят полнолистные сады, возникают розы на кустах и пунцовые бабочки садятся на стены солнечных комнат, открывая и раскрывая крылья в волшебной тишине. И Катя точно знает - там, в этом прекрасном мире, нет людей, только похожие на них существа, лица которых меняются, как речная вода, и которые лишь снятся друг другу, и потому не могут причинить настоящее горе и настоящую боль.
Ольга Матвеевна сидит на стуле возле стола, сняв сапоги и закинув ногу за ногу. Она велит Кате снова стать на колени и читать с листика, пока Катя читает, Ольга Матвеевна качает ногой в такт е? словам.
– Повторим наш урок, - говорит Ольга Матвеевна, когда Катя закончила.
– Ты вчера видела Бога. Какой он?
– Страшный, - отвечает Катя, помня, что это правильно.
– Вспомни теперь, что я говорила тебе перед этим о Боге. Я говорила тебе, что Бог - это я. Помнишь?
– Да.